Стратегия Византийской империи

Они пользуются для перевозки грузов не повозками, а верблюдами, а также [другими] вьючными животными, ослами и мулами. В боевых построениях они применяют барабаны и цимбалы, к которым привыкли их лошади. Этот грохот и шум приводит в смятение лошадей врага, обращая их в бегство. Кроме того, вид верблюдов мог испугать и привести в смятение лошадей, к ним не привыкших…

Это, несомненно, полезные сведения: лошадей можно было соответствующим образом натренировать – что, конечно, и делалось.

Ещё одно полезное замечание: они «боятся ночной битвы и всего, что с ней связано, особенно если проходят по чужой для них стране». Конечно, все тонко чувствующие бойцы опасаются дополнительных опасностей ночной битвы, потому что исход битвы непредвиден даже при дневном свете; но Лев, несомненно, сознавал, что в данном случае речь идёт об особой неохоте вступать в ночное сражение.

Это без труда объясняется составом мусульманских войск: они комплектовались добровольцами из разных стран, гораздо менее единообразными, чем византийцы, и не прошедшими одинаковой тренировки, а потому не столь способными к спонтанным координированным действиям, происходящим (буквально) в темноте.

Когда речь заходит о специфике стратегии на уровне театра военных действий, никаких разговоров о перепевах или подражаниях быть не может. Автор описывает ежегодную мобилизацию воинов джихада, соответствующую призывам приграничных военных магнатов и воинственных проповедников, – когда они уходят, возобновляются обычные грабительские набеги: «Они чувствуют себя превосходно… в тёплые времена года, набирая войска, особенно летом, когда они объединяются с жителями Тарса в Киликии и выступают в поход. В другие времена года только люди из Тарса, Аданы и прочих киликийских городов выходили в набеги против ромеев»[522]. Главное средство совладать с этим – опережающий удар:

…необходимо напасть на них, когда они только начинают набег, особенно зимой [т. е. предотвращая грабительские набеги]. Этого можно добиться, если [наши] войска остаются вне поля видимости… Если наши заметят их выступление, они могут атаковать их и таким образом истребить. [Мы также можем напасть], когда все наши войска собрались одновременно в значительных количествах, полностью экипированные для битвы.

Суть в том, что такая битва, «встречный бой» (meeting engagement), как мы сегодня говорим, подвержена всяческим случайностям, а потому её следует избегать, если только нет налицо численного превосходства – и притом очень, очень значительного. Это вполне ясно излагается далее: «Как мы не раз говорили, очень опасно решаться на генеральное сражение, даже если кажется совершенно ясным, что [наши силы] превосходят вражеские по числу…»

Альтернативой выступает «не-битва» или, точнее, эластичная защита, при которой врагу позволяют совершить вторжение (потому что невозможно надёжно защищать каждый участок длинного фронта), а затем перехватывают его на обратном пути домой:

Если они совершают набег в горах Тавра, чтобы награбить добычи, тебе нужно схватиться с ними в узких проходах этой горной области, когда они возвращаются домой и очень утомлены и, возможно, обременены добычей: животными и вещами. Тогда тебе следует расставить пращников и лучников на возвышенных местах, чтобы стрелять по врагу и таким образом подготовить конную атаку.

Следующее далее подробно изложено в особом руководстве, обычно известном под заглавием “De velitatione”, то есть «О стычках», которое рассматривается ниже. Но последнее сводится к анализу битвы на суше, тогда как Конституция XVIII оценивает всю угрозу в целом: