Стравинский

Шагал поймет.

Свалены в одну кучу. Я бы даже так сказал. Арбузы, дыни, кокосы, кабачки, чижи, ежи, цыплята. Близнецы. На худой конец однофамильцы. Арчимбольдо. Цыплята. Ломброзо. Послеполуденный отдых. Цыплята, сойки, пеликаны. Апофеоз. Ожидание. Упование. Наваждение. В серебряном свечении. Морг или февраль. Мозг. Вскипел, теперь остывает понемногу. На блюде. Суставы, косточки, затылки. Когда начинается весь этот анатомический театр с гребнями, панцирями и шахматными фигурами, соприкасаясь лопатками, затылками, наворачивая собственный черепаший хруст, стремясь выжить, во что бы то ни стало, движение ввысь крючится и валится под лавку облезлым псом без сновидений и воспоминаний. Торжество земли сродни сытному обеду перед казнью. Надежде под дых.

Анатомический театр слишком трезв для прозрений и превращений. Вообще предметы, которыми мы, если без ханжества, являемся, достаточно тяжелы, чтобы стать реальностью после смерти.

Ступают: корова Глафира; корова Брунгильда; корова Клавдия; корова Буренка, как без нее; корова Элизабет, Лизонька; корова Евстахиева труба; корова Виктория; корова Уйди; корова Пятница; корова Саманта; корова Корделия; корова Зеландия; корова Вероника Павловна; корова Аритмия; корова Уточка; безымянный теленок; корова Савская; корова Малинка; корова Маринка; корова Ирина; корова Ласточка; корова Мисс; корова Месс; корова Тесс; корова Козочка; корова Девочка; корова Чума; еще безымянный теленок, корова Ночка, корова Сова, корова Эпистола; корова Симфония, еще шестьсот коров. За горизонт. Страхи как на ладони.

Глицерин.

Счеты – другое дело. Счеты – куда не шло. Если настоящие. Деревянные конторские. Пыльные, гладкие, угловатые, умные. Католические, деревенские. Традиция. Католичество. Но. Снова суставы. Ядра. Ядрышки. Колеса. Колени. Коленопреклоненно. Есть в тех счетах что-то от католичества. Уклад. Опять же сочетаются с напомаженной головой. Почему? Зачем здесь цирюльник? С напомаженной головой и гильотиной. Другое дело. Рубец. Оглушение. Оглашенный. Эвклид. Приговор. Обжалованию не подлежит. Некоторый космос все же, согласитесь, присутствует. Хотя, казалось бы, извлек из черного чулана, где болотные сапоги, пыжи и пассатижи. И мышь не залетит. Немного не по себе. Смерть – наука точная.

Пробор. К слову о головах – лысеем. Многие окончательно облысели. Вот и слова пропадают. Многие безвозвратно утрачены. Каждый второй с плешью. Примета безвременья: панические атаки и плешивость. Сосчитать по головам разве?

Деревня. Вскипела, теперь остывает вдалеке. Как на блюде. В клубах пара. Стадо коров тянется степенно. Взаимность. Пастушки. Паст’ушки. Зеваки. Воры. Натурщицы. Школьницы. Молочницы. Кузнецы. Русалки. Ведьмочки. Ямочки. Крыжовник. Белая смородина. Яички. Груди. Никон. Никодим. Горлица. Тела. Много юных. Смотреть, любоваться. Бесконечное зрение. Менады. Вакханки. Еще ловцы жемчуга. Здесь жемчуг’а, что твоя оспа. Сколько же их, юных? Нагота, но голыми не назовешь. Много. Не сосчитать. Стоят, за руки взявшись, ворон считают. Ворон много. Насмешничают. Мудрые, покойные. Обеденный перерыв. Стариков тоже хватает, но, как ни странно, юных больше. Бросаются в глаза. Лежат. Трепещут едва, а которые слежались. Веки залипли, рты высохли. Много цветов. Старые, юные, толпа, ни конца, ни края. Онемевший птичий базар. Или очередь. Куда? Слава Богу, без цифр. И я считать не стану, пожалуй. Но признаков волнения не наблюдаю. Волны, да, присутствуют, а волнения не наблюдаю. Провожают взглядами. Один рукой помахал. Только один рукой помахал. Вяло как-то, по привычке. Близнецы. В крайнем случае, однофамильцы. Серебро. Февраль. Уж сколько этих считалок было на моем веку. Например, гаммы.

Еще розги.

Рябит. Рябь – сама по себе, ограды, телеграфные столбы – сами по себе. По кочкам, по дорожкам. Шрифт, провода, следы, кресты. Дороги не помню. Столбы, потом осины, тополя, осинки. Помню. Ракитник так и не попался, врать не буду. Потом тоннель, фонарики. Не помню. Рябь осталась. Ворон много, да. В прорехах и промежутках. У ворон разум трехлетнего ребенка. Подсовывают под колеса грецкие орехи, потом клюют ядрышки. Знают в среднем три-четыре языка. Отдельные полиглоты до шести-семи. Воруют искусно, коллекционируют украшения. Ангелы, как и положено, недоступны. Ангелов не встретил. Ни одного. Марево. И сразу на бережок. Никуда не сворачивая. Змей немного. Встречаются скользкие, ядовитые, но, главным образом, безвредные, покрыты пушком. Питаются ягодами, грибами. Ягоды, грибы. Пара утопленников. Те – поодаль. У них свои дела. Так что не потревожат. Безликие и сиплые. Ступайте уже.

Удильщики.

Или один удильщик. Все равно. Близнецы лишены подробностей. Ограничимся дыханием, точнее его отсутствием. Из марева может выглянуть что угодно. Нос лодчонки, нос самца, рука дающая, рука берущая, палка, зонт, опять этот зонт, крюк, кнут, леденец, власть. Колючая дорога. Канат. Не кончается. Никак не кончается. Никогда не кончится. Берега не видно, другого берега не видно. Или почти не видно. Зрение стремится к нулю.