Стравинский

О чем, собственно речь? О величии. Как всегда. Ну, хорошо, о первозданности, неповторимости. Давайте начистоту. Что, разве создала природа более совершенного композитора, чем ваш покорный слуга? Харон, когда в первый раз встретил меня, снял картуз. Как перед Раскольниковым. Только что убийцей не назвал. Я даже смутился. Хрон уже не тот Харон. Списан на берег, как говорится, подчистую. Представляется Ягатьевым Алексеем Ильичом, нормальным физиологом в отставке. Ну, правильно, Харон уже не звучит. Точнее, не так звучит. Другой регистр. Си-бемоль. С виду бомж. Увидите этого Алексея Ильича, так и подумаете бомж. Всегда с похмелья. А как вы хотели? Никак не хотели? Согласен. Теперь поездами, дирижаблями доставляют. Вот ведь, время вроде бы вспять пустилось, снег снизу вверх падает, а технике хоть бы что. Мы с Алексеем Ильичом дружим. Он не святотатствует, может перочинным ножиком мужика вырезать, медведя. Любимая игрушка. Подойдет, бывает, тоненьким голосом, – Пожалуйста, хотя бы одну рюмочку. Христа ради. Помираю. А с древними не общается. Думаю, обижен. Обрусел. Наливаю, мне не жалко. Бутылок, сами видели, сколько. Да у него не меньше. Ему общение нужно. Выбрал меня – музыку любит. Что-нибудь незамысловатое, песенки, кошачье мурлыканье. Я умею мурлыкать в точности как кот. И вообще ничто кошачье мне не чуждо.

Величие влачится за нами денно и нощно. Неповторимость. Так точнее. Хотя, как посмотреть. Тут уже нечего стесняться. Всё что-то прячем. В шкаф, за пазуху. Шкаф, конечно, уважаемый. Всякой дрянью набивают. Еще со школы брюки хранятся. Зачем? Легкости нам не хватает. А всё из-за величия, грандиозности замыслов и помыслов. А уйти по-человечески не умеем. И знакомиться робеем. Потом всё это накапливается, и нате, пожалуйста, топором по темечку. Первозданность. То влачится, то в спину толкает. Какая там новизна? Кто ее видел, новизну-то? Шёнберг? Дудки. Его бы под бомбежку. Заикаться бы начал. Это я вполне ответственно заявляю. Уж я-то с заиками дело имел. Сколько хотите. Это все не просто так. Это такой звукоряд. Естественная атональность.

Так что никакой современности не существует. И не существовало никогда. Величие расползается как плющ. Денно и нощно. Богу ровня, говорите. По образу и подобию, придумали. Что вы в этом понимаете? Что я в этом понимаю? Мы же ничего не знаем. Совсем ничего. Я – в музыке, вы – в государственном устройстве. Только ноем. Иногда убиваем. Крадем всегда. Думал, здесь от нытья можно будет отдохнуть. Дудки! Даже если я признаюсь вам, что в сравнении с великим Бахом или Шубертом я – не больше пюпитра или майского жука, на ваш выбор, сей акт самоуничижения будет ничем иным как декларацией, подтверждающей и усиливающей эффект величия. Поза, больше ничего. Поза, смущение, немота. Я одно время пристрастился с Хароном-Ягнатьевым портвейн пить. Терпеть не могу портвейн, первый стакан исключительно из уважения. Думал, вырвет. А потом, ничего, даже понравилось. Интересно, здесь спиваются или нет? Щетина точно растет. У Харона синюшными пятнами. Изжелта. Обижен, пьет. О нем решительно все забыли. Да что я вам рассказываю?

Тут вот какое дело: принижая собственное значение, я тем самым выстраиваю оборонительный рубеж от всякого рода сомнений и критики. Хотите, сходим к старику? Ему приятно будет. Пьете портвейн? Я всю жизнь на дух не переносил. А с Ягнатьевым раз-другой посидели не бережку, даже понравилось. На том берегу Баха едва слышно. Я думал, теперь смогу насладиться, но и здесь он едва уловим. Где же он обитает? Что скажете? Получается, что и здесь мы на полпути? Должна же быть конечная станция? Нет?

Осточертели своды золотые.

Включите свет, вы там поближе к выключателю. Покажу вам свою коллекцию этикеток. Слабоумие – это не беда, праздник. Да что я вам рассказываю? Вы просто так молчите или слова позабыли? Ах, как хорошо было бы забыть слова. Меня слова всегда отвлекали. Судя по всему, вас – тоже. Я надеюсь, в перспективе так оно и произойдет. Я же попросил вас выключить свет. Хотите, чтобы я окончательно ослеп? Вот, спасибо, совсем другое дело. Видите, сколько всего у меня? Хворост собираю. Непроизвольно. Подбираю, тащу в дом. Обживаюсь. Где же мои этикетки? Вот, полюбуйтесь, родовой герб Сулимы. Я тоже не просто Стравинский, Сулима-Стравинский. Хотите, я сюда его позову, Харона? Он будет рад. Мы ему герб покажем, этикетки, если найду. Нет? Теперь встречаться и в полдень можно. В полдень даже лучше. Двухголосие. Раз уж полифония вас не занимает.

Бутылочки, флакончики.