Стравинский

– Как же? Для официантов. Кроме посетителей есть же еще официанты, повара, швейцары. Тоже люди. Встречаются настоящие мастера. И люди неплохие… Глупость сморозил, видите, все еще страдаю старыми категориями. Не бывает плохих и хороших людей, как не бывает плохих и хороших животных. Не сердитесь. В моем сравнении нет ничего дурного. Это – правда… Официанты считают чаевые. Официанты чаевые считают, чиновники бумаги читают, чеки, приказы, положения, постановления, положения, постановления, приказы, отчеты, письма, отчеты, читают, перечитывают, официанты считают, пересчитывают… Кто-то посуду моет, кто-то стирает… Тамерлан – и то и другое… Третьего дня кит его изблевал. Мы обрадовались, думали, Иона вернулся. А это – Тамерлан… Да, да, тот самый. Хромый. Он сам удивился, когда узнал. Думал, беженец, дворник. Вот, хромота и зуд его выдали… Где его носило? Пути Господни неисповедимы. Вот Тамерлан – то моет, то стирает. Думаю, от крови хочет избавиться. Кровушки-то, было дело, много пустил… Версия – так себе, согласен. Очередная глупость. Безвкусица. Скудоумие. Но. Не нужно бояться глупости, не нужно. Я и не боюсь. И вы не бойтесь. Пусть никто не боится глупости. Глупость – своего рода грудное молоко для обездоленных. По большому счету мудрыми рождаются только собаки и лошади. Отдельные попугаи. Объяснять, обобщать, делать выводы не нужно. Все будет мимо. Всегда мимо… Слушайте, чуть не забыл, Жар-птицу поселили у меня в саду. Я же пытался представить себе, какая она. Рисовал ей перья золотые – серебряные, всё такое. А это оказалась обыкновенная марабу. Притом какая-то разновидность невзрачная, пегая какая-то. Удрученный такой вид, кажется, вот-вот зевнет или завоет… Стоит столбиком целыми днями, смотрит с укором. Не спит, не ест. Вообще у нас кушать и спать – не обязательно. Большинство без этого обходится. Если, конечно, у кого-то страсть к подобного рода удовольствиям – пожалуйста, ешь, спи, не возбраняется. Но, в целом, как-то не принято… Мельники мелят, мясники рубят… Вот мясник бычка завалил, тот встает – и снова к мяснику… Смеется. – А я резонирую. Оказывается, ваш покорный слуга – не композитор. Нынче я – музыкальный инструмент, вибрирую, резонирую, свищу, ногой в такт топаю… И был всегда музыкальным инструментом. И все мы, так называемые композиторы в действительности музыкальные инструменты… Но я и раньше догадывался, честное слово, догадывался. Даже как будто говорил однажды, не помню точно… Что-то наподобие волынки, но не волынка… А вот чайки наши много крупнее. Вообще птицы крупнее. Там их дом. Вот вы думаете, что их дом здесь?… перелеты на юг, всё такое?.. Нет. Там их дом. А здесь птицы гостят. Ну, вот как я сейчас… Или как вы, если все же соберетесь, да к нам пожалуете. Милости просим… Вы засыпайте, меня не переслушаешь… Маша ваша чаю не принесёт, не сомневайтесь. Испугана. Женское чутье… Все же мы отличаемся друг от друга. Приблизительно так же, как вы отличаетесь от того первого человека, которого Господь создавал по образу и подобию своему и как тот, кого Господь создавал по образу и подобию своему, в свою очередь, отличался от самого Господа. Если присмотреться – одно лицо, если вдуматься – пропасть между нами… Думаете, Иван Ильич, я сейчас говорю?.. Ничего подобного. Резонирую. Инструмент-с. Музыкальный инструмент. Иерихонская труба, visa versa. Закрывайте глаза. Давайте овечек считать.

6. Легато, пожалуйста