Страж

— Он брал меня с собой на охоту в горы. Это для него было все одно что церковь. Надо было разуться у хижины его мамаши, чтобы в лесу нас никто не слышал. А уж насчет охоты он был мастак каких поискать! Голыми руками ловил бурундуков и белок. И освежевывал их тоже голыми руками. Потом ел мясо — сырое, разводить костер ему было лень. Жевал и глотал. И говорил еще, что так оно полезнее. Чудной был парень, этот Принт. И вечно помалкивал. Нипочем не скажешь, о чем он сейчас думает.

Мой папаша терпеть его не мог. «Этот парень сущее несчастье с того самого дня, как появился на свет Божий. Держись от него подальше, понял?» А когда он прознал, что мы с Принтом ходим на охоту, он совсем спятил и начал называть его всеми словами, какие знал, а уж знал он их немало! Да здесь все на него смотрели как на черную кошку — будто он им где дорогу перебежал. Наверное, потому что он метис. Его мамаша — индианка. Индианка из племени чероки. Но, думаю, не только поэтому. Нет, не только.

Скальф сделал паузу и, со значением посмотрев на меня, присосался к банке.

— Тут его побаивались.

— Но почему?

— Я тебе, парень, кое-что покажу. Сиди на месте.

С поразившей меня легкостью он поднялся с места и проскользнул в заднюю комнату. Вернувшись, он принес старый альбом коричневой кожи, потрепанная обложка которого была скреплена изоляционной лентой. Он расчистил на столе место, отодвинув жестянки в сторону, заботливо протер его рукавом и только после этого водрузил книгу на стол.

— Это моей матушки, — сказал он не без затаенной гордости. — Вечно вырезала всякую всячину из местной газетенки — рассказы, стишки, картинки, что ей приспичит. А особливо что касается нашей родни. Получился как бы семейный альбом.

Он вытер ладони о джинсы и, послюнив большой палец, начал медленно переворачивать страницы.

— Вот оно. 30 мая 1925-го. День, когда родился Принт. Видишь, она приписала это к статье. А теперь прочти, что тут написано.

Он передвинул альбом ко мне и грязным ногтем указал на вырезку, которую рекомендовал мне прочесть. Это была заметка из «Пайнвильского курьера» от 31 мая. Ее текст гласил:

Прошлым вечером в Кумберлендских горах произошло одно из самых страшных наводнений, которые помнят в здешних местах. Оно унесло более ста жизней обитателей шахтерских поселков в Белл-Канти. Тысячи голов скота погибли во время наводнения и колоссальные разрушения были причинены жилым домам, имуществу и шахтам, многие из которых теперь, по мнению их владельцев, подлежат закрытию. Полные размеры потерь и разрушений могут быть определены только через несколько дней. Да и число погибших, когда схлынет вода, наверняка окажется большим.

Теплая весенняя погода, стоявшая вчера в Белл-Канти, не давала никакого повода для беспокойства. На заре начали собираться на горизонте пока еще небольшие тучи. Время от времени вспыхивали молнии и с гор доносились отдаленные раскаты грома. Все это предвещало грозу, но отнюдь не подлинное стихийное бедствие.

В 8.30 вечера гроза разразилась над Пасфорком и Индиан-Ридж, и уровень выпавших осадков сразу же превзошел всякие ожидания. Когда тучи пошли на северо-восток, вдоль по течению реки Кумберленд, где произошли затем наибольшие разрушения, ливень достиг небывалой силы.

В этом месте заметки, напечатанной на желтой газетной бумаге, было вписано от руки мелким и четким почерком примечание, воссоздающее детали появления на свет Принта Бегли. Время его рождения — 8.30 вечера — было жирно подчеркнуто красными чернилами, и отсюда шла стрелка к тем словам в заметке, где речь шла о начале бури.