Страж ее сердца (СИ)

Иногда, очень редко, прятаться не удавалось. Однажды Алька забралась по выщербленной кладке на второй этаж и метелкой собирала паутину с окон. Она вообще очень хорошо лазила по стенам — и потому, что была легкой, и потому, что в ней говорила кровь двуликой. Так вот, Алька увлеченно собирала паутину и гоняла жирных пауков, когда меж лопаток неприятно закололо. Она обернулась — и едва не свалилась вниз, потому что у ближайшей к дому яблони стоял приор и смотрел на нее. Алька похолодела, слишком свежо было воспоминание о том, как он застал ее в спальне с ведром и щеткой, пальцы мгновенно сделались скользкими, слабыми, и ей пришлось цепляться изо всех сил, чтобы в самом деле не свалиться дохлой мухой по ноги ниату Эльдору. Она оглянулась еще раз — его больше не было.

Или вот еще, когда она убирала в столовой рано утром, он появился внезапно — впрочем, как и всегда — а она заметила его только тогда, когда, пятясь с тряпкой в руках, ткнулась спиной во что-то твердое и теплое. Вот тогда стоило усилий не взвизгнуть от ужаса, и деваться из столовой было некуда, разве что в окно выпрыгнуть. Но тогда случилось чудо: ниат Эльдор снизошел до разговора.

— Почему ты вечно в этих обносках? — спросил он и поджал губы, как будто сам факт беседы с двуликой выглядел оскорбительно.

Алька растерялась. В груди разливался вязкий, холодный страх. Нет, она не боялась того, что мог бы с ней сотворить ниат Эльдор как мужчина, она до дрожи в коленках боялась приора Эльдора, бывшего Стража Надзора. Потому что он привык убивать таких, как она. И ни о каких других отношениях речи быть просто не могло.

— Я… — просипела она, — у меня больше ничего нет.

Он посмотрел-посмотрел на нее отрешенным взглядом, кивнул каким-то своим мыслям и ушел. А Алька сползла на пол по стеночке и поняла, что старая рубашка Робина насквозь промокла от пота.

Тиберик… был единственной ее отрадой. Забираясь вечером в кровать, Алька прижимала к себе спящего уже малыша и шептала, что теперь у них все будет хорошо. Да, спали они в одной кровати, потому что Тиб так привык, и с Алькой не боялся темноты. Ей тоже не было страшно, потому что приор Эльдор вряд ли стал бы убивать ее в присутствии малыша, к которому весьма благоволил и даже несколько раз играл с ним в мяч.

Мамину вазочку Алька перенесла в отведенную им с Тибом комнату. И порой ей начинало казаться, что жизнь налаживается: кров, пища — все есть. Только ошейник внушал тянущую, острую тоску. Алька не была здесь человеком, и приор Эльдор очень четко дал это понять.

А дом потихоньку менялся.

Приор нанял кухарку, молодую и ладную, светловолосую. И конюха. А потом Алька видела, как приор привел в дом великолепного вороного коня, огромного, с пышной длинной гривой. Ну, как привел — приехал на нем. Альке жуть как хотелось пробраться в конюшню и посмотреть поближе, но она сперва не решилась, а потом уже некогда было. Приор нанял еще двух поденщиц, чтобы окончательно привести в порядок большую гостиную, холл, несколько залов. Алька тоже целыми днями что-то чистила, драила, стирала тяжелые шторы. Она боялась, что нанятая прислуга будет относиться к ней, как к зверю — опасному, но стреноженному печатью Надзора, но ничего подобного не произошло. Кухарка Эжени смотрела на Альку с жалостью и постоянно пыталась сунуть то булку, то пирожок, ссылаясь на то, что девушка не должна выглядеть как скелет обтянутый кожей.

— У меня печать на пол-лица, — сказала тогда Алька, — кому интересно мое сложение?

Но Эжени только рассмеялась и внезапно обняла, мягко прижимая к себе.

— Глупая. Для себя надо стараться. Не будешь себя любить, кто тебя полюбит?

— Да никто. Кому я нужна.

— Сколько тебе лет?

Алька сглотнула. В самом деле, сколько? Вот-вот стукнет двадцать.

— Ну вот, а выглядишь ты на пятнадцать. Я бы тебе одно из своих платьев дала, но ты из него вывалишься.

И правда, Алька бы из него вывалилась, потому что Эжени обожала сдобу, и сама напоминала прекрасную сдобную булочку, причем с какой стороны не глянь. Это очень быстро оценил конюх, Эндрю, и порой Алька видела, как по вечерам парочка уединяется на конюшне.

Впрочем, ей-то что?

Ее дело — выполнять поручения Марго и по возможности следить за братом.

Поденщицы, Марта и Роза, тоже отнеслись вполне терпимо. Когда работали вместе, болтали, и Алька едва ли не впервые с момента гибели родителей почувствовала себя почти счастливой.

Если бы еще не ошейник. И не леденящий кровь взгляд приора, когда ненароком все же сталкивались.

* * *

В очередной раз она столкнулась с приором Эльдором на лестнице, ведущей на второй этаж. Алька несла стопку выстиранного и выглаженного белья, чтобы перестелить его постель, и была уверена, что в такое-то время ниат укатил в ведомство. Но нет, ошиблась. Рот наполнился вязкой слюной, стоило наверху появиться плечистому силуэту, Алька замерла на миг, потом торопливо попятилась, опустив голову и мысленно молясь Пастырю, чтоб убраться поскорее.