Страж государя

Пётр, небрежно сбросив на пол немецкий тёплый сюртук, белый шёлковый шарф и голландскую тёмно-синюю шляпу-тулью, как ни в чём не бывало заключил Егора в свои медвежьи объятия, крепко похлопал по спине, отстранился, звонко расцеловал в обе щёки, громко и душевно объявил:

— Ну, поздравляю, охранитель! Поздравляю — от всей души! Ишь, какую кралю завидную оторвал себе, прямо-таки — королеву! — откровенно жадно стрельнул глазами в Санькину сторону. — Принимайте подарки, молодые, принимайте! Тебе, Алексашка, жалую из моей казны тысячу рублей! Владей, трать, достоин! А тебе, девица Александра, дочь Иванова… Подойди-ка ко мне! Дарю вот это! — протянул подошедшей Саньке небольшой, но тяжёлый ларец изящной работы. — Открывай, молодка, смотри! Нажми вот на тот выступ. Да посильней надавливай, не стесняйся!

Раздался негромкий хрустальный звон, крышка сундучка приподнялась одной своей стороной, заняв вертикальное положение.

— Ой, спасибо тебе, государь, Пётр Алексеевич! — радостно прижала Санька ладони своих рук к груди. — Уважил, так уважил… И кольца, и брошь, браслеты, нитка жемчужная…

— Понравилось? — вкрадчиво спросил царь.

— Очень!

— А раз так, то не подаришь ли мне один танец, красавица писаная? Иль надо приказать строго?

— Музыканты, играйте! — громко и властно велела Санька и бесстрашно посмотрела Петру в глаза. — Я со всей радостью, государь!

Танец оказался очень долгим, Егор уже начал всерьёз нервничать, наблюдая за царём и своей молодой женой: Санька без устали что-то говорила, а Пётр напряжённо слушал, округлив от удивления свои большие глаза.

«Что она там активно вешает на царские уши? — терялся Егор в догадках. — Как бы не ляпнула чего лишнего, станется с неё! Осерчает царь тогда, разгневается…»

Но ничего, пронесло! Пётр, отведя новобрачную на её законное место, только вскользь улыбнулся Егору, восхищённо покрутил головой и пробурчал:

— Ну и шустра у тебя жёнушка, Данилыч! На ходу режет подмётки…

Царь уселся рядом с Санькой, поглодал — безо всякого аппетита — ножку тетерева, отведал жульена грибного, покусал французского сыра, покрытого сиреневыми нитками плесени, поднял заздравную чарку с перцовкой:

— Ну, други мои верные, за молодых! Пусть дом будет у них — чаша полная, детишек побольше! Счастья и согласия вам, Александр и Александра, во всём…

Ещё минут через двадцать царь неожиданно поднялся из-за стола, оделся, прощаясь, строго велел Егору:

— Завтра после обеда будь у меня в Преображенском, разговор важный есть! — лукаво и уважительно подмигнул Саньке. — Да, задала ты мне загадку непростую, Александра Меньшикова, дочь Иванова…

Когда большинство гостей решили покурить табаку в специально отведённой для этих целей комнате, Егор немедленно отвёл Саньку в сторону — за голландскую печь, покрытую испанскими рельефными изразцами, жарко и нежно поцеловал, после чего обеспокоенно поинтересовался:

— Саня, а что ты такое говорила царю? Ну, во время танца?

Юная жена загадочно улыбнулась и лёгкомысленно передёрнула своими голыми точёными плечами:

— Да просто — на войну попросилась…

— Что? Ты — на войну? Какую?

— В ваш поход Азовский. Не хочу быть вдали от тебя, Сашенька! Переживать, плакать слезами горючими, представлять себе — всякое, нехорошее…

Егор на целую минуту лишился дара речи, наконец, слегка переварив услышанное, уточнил:

— А как ты, душа моя, себе представляешь это? В том смысле: в качестве кого ты собираешься отправиться в Азовский поход? Как моя (то есть командира полка Преображенского) верная супруга? Так и не полагается такого российским воинским Уставом. Опять же, если даже Пётр Алексеевич и разрешит тебе, то смеяться все будут по углам… Какой пример я подам собственным подчинённым? Нет, любовь моя, не обижайся, пожалуйста, но я…

— Совсем не как полковничья жена! — нетерпеливо перебила его Санька. — А как, как… Вот ты, Саша, прозываешься «охранителем»… А как эту твою должность ещё можно назвать? Ну, иначе, если — чуть по-другому?

— Начальник охранной службы.

— Вот-вот! И я — как «начальник службы»! Только другой, я ещё не придумала, как её обозвать…

Егор потерянно потряс головой, широко открывая и закрывая рот, мягко попросил:

— Санечка, золотце бесценное, какой такой — «другой службы»? О чём ты толкуешь тут, моё сердечко?

Санька преданно заглянула ему в глаза, улыбнулась чуть смущённо:

— На войне ведь бывает много раненых? Ведь так?

— Бывает, что и много…

— Так вот, им же надо раны перевязывать, ухаживать за ними, кормить… Кто этим обычно занимается? Наверное, кто придётся? Вот видишь… Служба специальная нужна! А ведь женщинам сподручней заботиться о болящих и раненых! Руки у них нежнее и ловчее, чем у вас, мужчин. Я уже с девицами Буйносовыми поговорила об этом, с жёнами Сергея и Василия Бухвостовых, с некоторыми другим… Все согласны выступать в поход с армией! Вот только, как называть таких женщин, которые будут помогать докторам и лекарям? А, Сашенька? Подскажи, ты же умненький у меня!