Страж государя

День за днём дружная цепочка из пушечных кораблей, стругов, брандеров, галер и казацких ялов, выстроенная в прерывистую кривую, проплывала мимо знаменитых старинных казачьих городков, разбросанных по многочисленным солидным донским островам и крохотным островкам. Вскоре в утренней нежно-розоватой дымке показались и редкие белёсые дымки Черкасска. Сразу стало понятно, что и здесь не теряли времени зря: высокие и солидные дубовые стены крепостного прямоугольника, берега, закрытые свежими плетёными изгородями, из-за которых угрожающе высовывались жерла мортир и картечных пушек…

Ещё через сутки с небольшим, окончательно убедившись, что отставших и потерявшихся нет, флот неуклонно двинулся дальше — непосредственно к Азову, через одну из многочисленных и широких проток речного устья.

— Честное слово, господин полковник, не знаю, где мы сейчас плывём! — делился с Егором своими переживаниями лоцман Кузьма Титов — из потомственных казаков астраханских, третьего уже поколения: — Устье гуляет почти каждую весну, как хочет! Ещё четыре года назад этот рукав назывался Койсогой. По местным понятиям — «очень глубокий и широкий». А сейчас? Видишь — сплошные камыши, высокие, разноцветные… Не, надо срочно возвращаться и плыть по основному руслу ещё версты три с половиной. Похоже, что знатно «откочевал» прошлой весной этот Койсогой к югу…

В ту тёмную южную ночь, когда русский речной караван, развернувшись на сто восемьдесят градусов, тронулся обратно — в поисках судоходной речной протоки, Егору удалось, наконец-таки, встретиться с собственной женой.

Широкая и неповоротливая царская баржа (ещё старой, «доворонежской» работы, но очень прочная и устойчивая) всё-таки умудрилась сесть на речную мель: неожиданный сильный удар, всё и вся летит куда-то, звон бьющейся посуды, треск рассыпающейся мебели, жалобные стоны и всхлипы пострадавших и ушибленных.

Струги, неизменно следующие за баржей, тут же попытались затормозить и отвернуть. Кому-то это удалось, кому-то и нет…

Два плавсредства — с Сёстрами милосердными на борту, успешно оплыли баржу по противоположным сторонам, а вот третий, центровой струг, где и находилась Санька — Главная Сестра, успешно и крепко впечатался в высокую баржевую корму. Новый могучий удар, опрокинутые масленые светильники, зажжённые в спешке после первого удара, коварные невысокие языки огня, слегка прыгающие по толстым персидским коврам и деревянной обшивке старой баржи, как результат конечный — сильный пожар, всеобщая паника, ночь…

Волей-неволей пришлось приставать к берегу…

Ночь — великая Волшебница, лучшая тётушка-фея — для всех влюблённых этой древней Планеты… Что есть Время? Что такое сто миллионов лет? Что было на самом деле, сто миллионов лет тому назад? Кто ответит? Кто? Наверняка, и там был летний чудесный рассвет, и там безудержно цвели степные цветы, распространяя вокруг, на многие вёрсты резкие и тревожные ароматы, обещающие неземное и волшебное счастье…

Нежные, чуть дрожащие, женские беззащитные губы — на грубых и обветренных, жёстких мужских губах еле сдержанный взаимный стон, несказанные — но взаимно услышанные нежные слова, шорох безжалостно сминаемой травы…

— Саша, любимый, что ты делаешь? Ведь нельзя, Указ…

— Саня, остановись…

Счастье — вещь сугубо субъективная (или, наоборот, объективная?) — в своей истиной и непреложной ипостаси.

Утром передовые суда неуклонно и планомерно забирали влево, продираясь через заросли лилово-фиолетовых камышей, жаркое солнце поднималось всё выше и выше, отставшие струги затерялись где-то — в жарком бесстыжем мареве…

Вдруг впереди опять блеснула полоска чистой серебристой воды.

— Дон-батюшка! Прорвались, слава Богу! — объявил, облегчённо отдуваясь, Титов. — Версту спустимся сейчас, а там уже и лагерь, Митишева пристань! Там этот ваш бешеный генерал, весь одетый в железо, — ждёт…

Все холмы и косогоры, попадающие в поле зрения, были покрыты одинаковыми светло-бежевыми полотняными палатками, расставленными строго по прямым линиям. Это был лагерь генерала Гордона, пришедшего сюда сушей — с пятнадцатитысячным корпусом, от Черкасска, ещё полтора месяца назад.

— Вот что значит природный немец! — уверенно прокомментировал Пётр. — Всё — прямо! Всё — ровненько!

— Мин херц! — тихонько шепнул на ухо царю Егор. — Гордон-то, он будет из шотландцев! Обидится ещё, ты в разговоре будь точнее…

— Обидится… Шотландец… Слышь, Алексашка, может, проедемся в эту Европу? Посмотрим, чего да как? Выясним, в чём там разница. Чего всё — слушать сказки замороченные? Один одно бает, другой — обратное талдычит…

— А чего, господин Бом Бар Дир, съездим, конечно, со всем нашим удовольствием! Пусть любезный тебе герр Франц наметит, спишется с тамошними государями да баронами, чтобы встретили, накормили, обогрели, приютили… Только вот одно…

— Что ещё у тебя?

— Со стрельцами надо предварительно разобраться, мин херц! Не бери лишнего в голову, государь! Там, на Москве, князь Фёдор надзирает, вернёмся — разберёмся…