Страж государя

— А что ж, и выроем, Бог даст! — уверенно пообещал Пётр, смахивая обильный пот со лба: он наравне с солдатами нёс за плечами плотный мешок, заполненный огневыми припасами и чугунными ядрами. — Вот возьмём Азов, в Керченском проливе отстроим крепостницу крепкую, надёжную, тогда и выкопаем, ужо…

На бескрайних паншинских складах наблюдался образцовый порядок: амбары и схроны были под самые крыши заполнены мешками, рогожными кулями, бочками и бочонками, всюду были выставлены серьёзные караулы, в незначительном отдалении вились весёлые дымки полевых кузниц, восточнее складов паслись стреноженные табуны сменных лошадей.

— Молодцы, обрадовали! Потешили мне душу! — как заведённый повторял Пётр, осматривая Паншинский городок и без устали похлопывая по хлипкой спине и тощим плечам боярина Тихона Стрешнева, ведавшего всеми кормовыми припасами для нужд армейских. — Кстати, Никитьевич, кто тут у нас числится в поставщиках? Наградить требуется всех — по их знатным заслугам! Дабы и другим был пример доходчивый! Ну, Тихон, друг любезный, назови нескольких, вспомни! Всех-то и не надо, только самых крупных и надёжных…

— Дык, господин Бом Бар Дир, тут и вспоминать нечего! — торопливо тараторил худенький и подвижный Стрешнев, очень похожий из-за своей тощей козлиной бородки на обычного думного дьячка. — Сейчас у меня всего два надёжных подрядчика: его Превосходительство генерал Лефорт и Бровкин Иван — тесть охранителя вашего, Меньшикова Александра Даниловича. Остальных-то мне и даром не надо, вороватые уж больно, скользкие…

Пётр глухо закашлялся от неожиданности, обернулся и недоверчиво, по очереди, внимательно оглядел с головы до пят Лефорта и Егора, стоявших за его спиной, проговорил со значением:

— Ну-ну, добрые соратники! Благодарю вас, конечно, за службу справную! Но потом — ещё поговорим, родные, ох, поговорим! — развернулся и широко зашагал, размахивая длиннющими ручищами, в сторону своего шатра, разбитого на краю высокого мелового утёса, нависающего над Днепром-батюшкой.

Лефорт ободряюще подмигнул Тихону — чем и ограничился, мелко засеменив вслед за уходящим царём, Егор же задержался на минуту-другую и строго спросил у Стрешнева, имевшего от всех этих поставок более чем приличную долю:

— Надеюсь, Тихон Никитьевич, с бумагами-документами у тебя всё в полном порядке?

— Голодный комар носа не подточит, Данилыч! — истово заверил его столбовой боярин, он же — деловой компаньон. — Всё, как ты учил, бумажка к бумажке: запрос — ответ, предложение — решение, опции всякие.

И эти… как их… оферты… Короче говоря, все правила этих, как их…

— Тендерных торгов, — подсказал Егор.

— Да, условия тендерных торгов соблюдены полностью…

Егор, сознательно не торопясь, шёл к царскому шатру и вдумчиво рассуждал про себя:

«Как было Лефорту отказать? Он мужик хваткий, хоть и строит из себя не пойми чего… Сразу же просёк ситуацию: где монополия — там и деньги серьёзные, где конкуренция — там один головняк безденежный. Естественно, подмяли под себя все поставки лакомые… Но ведь поставлено всё необходимое, в конечном итоге! Да, прибыль нажили приличную, не шутейную вовсе, но и государственное дело завершили безупречно: продовольствия и всего прочего — на два таких похода хватит! У меня теперь семья: молодая жена, дети пойдут скоро, расходов прибавится… Что ж теперь, каждую полушку-копейку выпрашивать у царя? С другой стороны, и зарываться так не стоит… Чего-то меня понесло вдруг. Слова эти — из других Времён: „оферты“, „тендеры“, „опции“. Когда в Ливии месяц в госпитале провалялся — с малярией, начитался всяких умных книжек экономических — на свою голову, блин горелый! Вот и прилипли эти словечки высокоумные… Не, осторожней надо быть, смотреть тщательней — за своим лексиконом и повседневным поведением…»

По Дону войска уже поплыли на судах свежей, воронежской постройки. С Санькой Егор виделся по нескольку раз за день, но только издали: вежливо махали друг другу руками, перемигивались, иногда даже перебрасывались приветственными фразами. Что тут поделаешь, Указ царский строго запрещал: «Сёстрам милосердным во время потех воинских вступать в особые отношения с мужеским полом — под страхом плетей, каторги и полного бесчестия…» Что-то подсказывало Егору, что Пётр в этот раз совсем и не шутил, более того, даже будет рад, если хоть кто-нибудь нарушит данный запрет…

Погода тогда установилась просто чудесная: яркое жёлтое солнце — но без убийственной колючей жары, мягкий речной воздух, разливающий небесную негу во всём теле, звёздно-чёрные ночи, полные сладкой истомы и загадочного пения никогда не унывающих южных цикад…