Страж границ (СИ)

— Позже. Нам надо набраться сил. В том мире, куда мы отправимся, они потребуются. Думаю, ночь придется провести здесь.

— Я согласен. Сотворю еще что-нибудь интересное.

— Только не заигрывайся.

— Конечно, нет. Все по правилам. Кстати, у меня тут вопрос возник. А когда мы отсюда уйдем, то все нами созданное останется?

— Нет, все исчезнет. Иначе этот мир погряз бы в хаосе. Только представь, что было бы, если бы каждый проходимец оставлял в Портейне результаты своих творений. Здесь было бы не продохнуть.

— Это верно. Здесь была бы настоящая свалка чьих-то сумасшедший фантазий и желаний.

— И забрать из Портейна тоже ничего не удастся, имей это в виду.

— А вот это печальная весть. Я бы взял с собой пару вон тех красоток, — кивнул я в сторону танцующих девушек.

Яков Всеволодович безрадостно усмехнулся, даже не поглядев в указанном направлении.

— Ты ведешь себя, как простой обыватель. Получив возможность осуществлять свои желания, ты потребовал от мира лишь богатства, успешности и женщин. Это лишний раз подтверждает то, что ты еще очень молод, — с ноткой разочарования проговорил наставник, от чего на душе мне стало тоскливо и гадко.

Я молчал. В одурманенной голове не было мыслей.

— Удивительность Портейна не в том, что он может осуществлять любые мечты. Рано или поздно он дает понять кое-что очень важное… — Яков Всеволодович умолк, вздохнул и поднялся со своего места. Зашуршали удаляющиеся шаги.

Я даже не посмотрел в его сторону. Неужели он не понимает, что мне нужно отдохнуть? Я несколько месяцев провел под гнетом женщин, жил в лесу, грабил города. Меня избивали и унижали. И даже уже под самый конец всех мучений, когда меня, казалось бы, наградили усладой, то и тут не преминули подложить свинью. Неужели он не может понять, что я хочу все это забыть? Пускай даже для этого потребуется ненадолго окунуться в мир собственных иллюзий.

Спустя четверть часа я отрезвел и снова принялся за созидание. Сначала сотворил роскошную белую яхту и отправился в морское путешествие. Наблюдал за дельфинами и касатками. Потом погрузился под воду в прозрачном батискафе, изведав глубины придуманного мной мира. Вскоре после этого пересел на вертолет, полетал над горами и лесами. И в довесок перепрыгнул на сверхзвуковой самолет, сделал пару кругов над морем, катапультировался с парашютом прямо в воду и уже на моторной лодке вернулся к пляжу, где располагалось мое бунгало. Все это заняло несколько часов, но пролетели они так стремительно, что я вовсе не заметил потраченного времени.

Испытанные мною ощущения были восхитительны, адреналин так и бурил в венах. Но я никак не мог избавиться от гнетущего чувства искусственности. Я сам придумал себе страсти, сам их пережил. Получил все, о чем мог только подумать. Но стал ли я счастливее? Едва ли.

Я брел по пляжу, рыская взглядом по пляшущим вот уже несколько часов девушкам и пытаясь отыскать Якова Всеволодовича. Хотелось извиниться. Не то, чтобы я ощущал вину, но на душе скребли кошки. Я разочаровал его. Он пренебрег шестью миллиардами человек, выбрав своим учеником меня. А я вел себя по-хамски, словно юноша-переросток. Надо с этим как-то бороться.

Я обошел свои вымышленные владения вдоль и поперек, но учителя так и не нашел. И куда же он мог запропаститься?

Возвращаясь на пляж, я услышал крик, что доносился откуда-то издалека. Оглядевшись, я обнаружил у подножия сотворенных мною скал небольшую бревенчатую хижину. Не припомню, чтобы я ее создавал.

Я направился к ней.

По мере приближения крик становился все громче. Голос был встревоженный, всхлипывающий и, судя по тембру, женский. Слух начал различать и другой голос. Тихий и извиняющийся. Он принадлежал Якову Всеволодовичу.

Я незаметно подкрался к двери, прислушался. Но язык, на котором наставник выяснял отношения с какой-то женщиной, был мне не знаком. Зато я ясно понимал характер разговора. Учитель пытался успокоить недовольную даму.

Постояв так с полминуты, я решил войти.

— Яков Всеволодович, разрешите? — Я слегка приоткрыл дверь, с виноватым видом заглядывая внутрь. Меблировка скудная: небольшой гардероб с замысловатыми узорами, два кресла и софа в восточно-европейском стиле века эдак девятнадцатого, но с примесью инородной культуры. Окна занавешены тучными шторами, что создает в хижине полумрак.

Учитель кинул на меня взволнованно-страдальческий взгляд. В его глазах я даже заметил слезы. Но тут он резко отвернулся. Миловидная женщина средних лет, одетая в старинное платье, тут же исчезла.

— Зачем ты потревожил меня? — сухо спросил он, даже не повернувшись.

— Хотел извиниться за свое поведение, — сказал я, в очередной раз ругая себя за неосмотрительность. Не надо было входить.

— Тебе не за что извиняться. Молодость — это недостаток, который быстро проходит.

Он повернулся ко мне. В глазах уже не было слез, но печальный осадок на лице все еще оставался.

— Кто это был?

— Воспоминания. — Страж отмахнулся и направился к выходу.