Страж морского принца

Потом, немного придя в себя и вцепившись в перепуганного наемника, Джиад заставила того поклясться алахасскими богами, что не позволит сбежать, удержит – и если надо, то силой. Добраться в одиночку и пешком к проклятому морю она, конечно, не добралась бы, но… Страх поселился внутри, разрывая Джиад пополам. Одна часть души рвалась туда, на зов ставшей невыносимо желанной морской глубины, вторая упрямо сопротивлялась.

Выныривая из очередного забытья, которое с каждым разом становилось пугающе дольше, Джиад мечтала о море и ненавидела его. Ей не раз приходилось видеть пристрастившихся к какому-нибудь дурману – зрелище жалкое и отвратительное, а теперь она со стыдом понимала, что сама стала такой. Проклятые иреназе…

– Джиад, – тихо донеслось издалека, будто с сидящим рядом Лилайном их разделяла стена. Или толща воды. – Джи, девочка моя… Потерпи… Никому тебя не отдам, не бойся…

Целителя, привезенного Хальгундом, Джиад уже не увидела. Вокруг нее, мечущейся в горячечном полузабытьи, плавали смутные тени, слышались знакомые вроде бы голоса. Потом пропали и они. Джиад падала и падала то ли в пропасть, то ли в бездонную глубину, не в силах сопротивляться телом, но душой и разумом упрямо цепляясь за одну-единственную мысль: она не хочет в море. Лучше умереть – но свободной. А потом пропасть кончилась, и Джиад, задохнувшись от восторженного ужаса, вдруг не разбилась, а оказалась на прокаленной солнцем террасе храма Малкависа, откуда уезжала с Торвальдом в Аусдранг. Целую вечность назад это было.

Плавились под ногами шершавые плитки террасы, знакомые до каждой трещинки. Над головой шумели жесткие листья-веера древних коверний, посаженных в честь погибших жрецов, бросали на дорожки вокруг храма ажурную тень. Джиад замерла, глядя в яростно голубеющее небо, уже раскаленное, пышущее жаром, несмотря на утро. Потом опустила голову и встретила безмятежно спокойный взгляд незнакомого человека, стоящего под ближайшей ковернией напротив террасы.

– С возвращением, – разомкнулись узкие губы на спокойном немолодом лице коренного арубца. – Исполнен ли долг, дитя храма?

– Да, – отчаянно выдохнула Джиад, сама не понимая, почему отчитывается не старшему жрецу, а какому-то незнакомцу в одеянии паломника: простой тунике, подпоясанной веревочным поясом, и веревочных же сандалиях. – Я была верна долгу и клятве. Не моя вина, что верность оказалась не нужна.

– Это так, – задумчиво согласился незнакомец, словно имел право решать судьбу Джиад. – Но ты не вернулась домой, дитя храма. Почему?

– Я… не смогла. Не успела. Снег закрыл перевал, и я осталась…

Джиад оправдывалась, понимая теперь совершенно ясно, что лжет. Лжет самой себе. Пусть перевал был закрыт, пусть ей нельзя было уходить из Аусдранга морем, но ведь она сама обрадовалась, что появился повод задержаться. Повод остаться рядом с голубоглазым красавцем-наемником.

– Снег, значит? – мягко усмехнулся незнакомец, разглядывая ее с веселым, совсем не обидным любопытством. – Что ж, бывает. Не смогла так не смогла. Успокойся. Долг выполнен, дитя храма, и никто не осудит тебя лишь за то, что ты молода и горяча сердцем и плотью. Что же теперь?

– Теперь… – Джиад осеклась, словно смутный сон вспоминая то, что осталось позади: зов моря, лихорадку, мучительное томление и страх. – Я не могу вернуться.

– Тогда не смогла, теперь не можешь… – поморщился незнакомец, продолжая разглядывать ее. – Ты думаешь, судьбе есть дело до твоей слабости? Она дает силу тем, кто знает, куда ее применить. Чего ты хочешь, дитя храма?

– Вернуться, – снова выдохнула Джиад, чувствуя, как дыхание опаляет губы. – Я хочу вернуться домой, в храм.

– В самом деле? – прищурился незнакомец.

Перед тем, как ответить, Джиад глубоко вздохнула, глядя в бесстрастные светло-серые глаза напротив.

– Нет, – призналась она, удивляясь своей непонятной откровенности. – Я не хочу возвращаться. Но это мой долг…

– Я не про долг спрашиваю, – продолжил недовольно морщиться незнакомец. – Чего ты хочешь? На самом деле, сердцем, а не разумом.

– Я… – Джиад запнулась, понимая, что никогда не позволяла себе думать о том, чего ей хочется.

Хочется… Странное слово. Всегда было – должна, обязана, надо! А чего она хочет, никого особо не интересовало. Был долг перед храмом, который заменил ей семью, была клятва верности тем, кто покупал ее клинок. И этого хватало, чтобы чувствовать себя нужной и знать, что она живет правильно. Но чего же она… хочет?

– Я не знаю, – с тихим отчаянием призналась она странному собеседнику. – Правда, не знаю.

– Знаю, что правда, – усмехнулся тот, становясь вдруг очень знакомым, только Джиад никак не могла сообразить, где видела этот пронзительный взгляд. – В том и беда, видишь ли. Если ты не знаешь, чего хочешь, как это сообразить твоей судьбе? Ну, попробуй еще раз. Только быстрее, а то время, отпущенное твоему телу, на исходе. Зов моря не может сломить твою волю, и это похвально. Но он может забрать жизнь и уже почти сделал это. Так чего же ты хочешь, дитя мое?

– Я… – прошептала Джиад пересохшим ртом, внезапно понимая, кто перед ней. – Я хочу…