Страж морского принца

Мысли метались и путались, она вдруг почувствовала себя действительно маленьким ребенком, но тот, кто назвал ее «дитя», терпеливо ждал, смотря мягко и сочувственно, так что Джиад собралась с духом и задумалась.

Чего же она хочет? Остаться с Каррасом? Но они с наемником всего лишь друзья и случайные любовники. Да, им на диво хорошо вместе, удобно, как мечу в умело подобранных ножнах, как ноге в сшитом по мерке и слегка растоптанном сапоге. Приятно, надежно… Но Джиад не собиралась себя обманывать: она не любит Лилайна. Ценит, уважает, вожделеет, но не любит, как любила Торвальда. Если хоть раз испытаешь, как поет и ликует душа рядом с любимым, то обмануть себя уже не выйдет. И потом, не сможет ведь она всю жизнь провести в наемничьем отряде?

Значит, вернуться в храм? Отдохнуть, прийти в себя и снова принести клятву тому, у кого хватит денег заплатить за ее верность? Новый город, новые люди… Судьба не хуже многих, но стоит подумать об этом – и хочется выть от тоски.

Море? Нет, только не туда!

– Время уходит, – негромко подсказал ей тот, кого Джиад даже в мыслях благоговейно страшилась назвать по имени вот так, лицом к лицу. – Говори же, дитя. Не страшись оказаться непочтительной, бойся солгать самой себе. Помни, что я часть тебя, и наоборот…

– Свободы! – торопливо выпалила Джиад и даже зажмурилась от страха, но тут же снова раскрыла глаза, жадно впитывая облик стоящего перед ней, ловя его одобрительную усмешку. – Я хочу свободы! Самой решать за себя!

– Хороший выбор, – легко и звучно рассмеялся стоящий в тени коверний. – Мне нравится. Что ж, пусть будет по-твоему, дитя. Ты просила силы сопротивляться – и получишь ее. Но изменить судьбу и заглушить зов моря не в силах даже я. Часть тебя осталась там, где ты испытала боль и стыд и куда боишься вернуться больше, чем умереть. Единственный путь стать свободной – посмотреть в глаза своему страху и слабости. И твой путь за тебя никто не пройдет. Все, что я могу, это дать тебе время и силы, чтобы выбрать – и заплатить за свой выбор, каким бы он ни был. Ты готова платить за свободу, если она дороже жизни?

Листья коверний, плиты террасы, полупрозрачные перья облаков и камни храмовой стены – все поплыло у Джиад перед глазами, сливаясь в горячее марево, как бывает над песком в пустыне. Хватая раскаленный воздух пересохшими губами, она одновременно вынырнула в сознание и полутьму охотничьего домика. Настоящую полутьму, а не бредово-лихорадочный сумрак временной слепоты. За окном, затянутым пленкой из бычьего пузыря, только разгорался день… Джиад облизала потрескавшиеся губы, еще чувствуя на них призрачный жар далекой Арубы, прошептала склонившемуся над ней Лилайну.

– Лил… помоги мне. Прошу. Мне надо добраться к морю. Я не брежу. Теперь уже нет. Не хочу умирать… так. Будто рыба на крючке. Он сказал, что я смогу выбрать… сама… Что буду свободна, если не испугаюсь…

– Кто сказал?

Лицо Карраса плыло и качалось, но это уже был не бред, а обычная слабость от голода, и видения морской глубины вокруг если не исчезли совсем, то отступили, словно давая Джиад отсрочку.

– Малкавис, – прошептала Джиад, невольно улыбаясь. – Мой бог и повелитель. Он обещал мне свободу. Помоги, Лил. Мне очень нужно… вернуться.

* * *

Алестар качался на волнах. Теплых темных волнах. В таком же темном небе кричали чайки, и это было странно, потому что ночью чайки спят. Ну, должны спать… Но теперь все было странно и неправильно, так что чайки, кричащие ночью – это сущие пустяки. А если хорошенько прислушаться, то это и не чайки вовсе.

– Вы обещали, – тихо и яростно звучал голос отца. – Тиаран, вы обещали, что успеете. Он горит и тает, а девушка все еще не вернулась. Где же ваши клятвы?

– Простите, тир-на, – звучал другой голос, тусклый от усталости. – Да, мы не рассчитали. Не учли, что двуногая – жрица земного бога. Она черпает силу своего повелителя, иначе объяснить такие упорство и стойкость я не могу. Но теперь – все. Зов достиг цели, я уверен. Остальное в ваших руках…

– …я приказал… днем и ночью… наемники… в бухте…

Алестар жадно ловил обрывки слов, уносимых раскаленным ветром, снова запутавшись в голосах. Теплые темные волны боли не отпускали, унося с собой, грозя забрать насовсем, и это было обидно и тоскливо, но уже совсем не страшно. Чайки… что же они так кричат? Разве не видят, что ему хочется спать… спать…

* * *