Страж

— Многие стражей не любят. — Хартвиг говорил небрежно, но от меня не укрылось, что его интересует этот вопрос. — Считают, что вы получаете незаслуженно дополнительные дни жизни.

— Всё верно. В Ровалии, Витильска и Прогансу мы вне закона. Да и в некоторых других местах тоже. Поэтому я не спешу носить кинжал на всеобщее обозрение.

— Каково это — иметь такой дар, Людвиг?

— Я могу то же самое спросить тебя о твоём. Иногда от этого устаёшь, иногда нет. Многие умирают от зависти из-за того, что мы способны немного продлить свою жизнь.

Хартвиг рассмеялся:

— Извини, страж, но смерть одной души от твоего кинжала добавляет половину дня к жизни, дарованной тебе Создателем, — это не немного. Чем больше душ уничтожишь, тем дольше проживёшь. Я слышал, некоторым из ваших магистров давно перевалило за сотню лет, притом что стариками они отнюдь не выглядят.

— Можно накопить сколько угодно дней жизни, но в итоге умереть из-за того, что упал с лошади. Или в тебя воткнули стилет. Или ты просто-напросто простыл и помер от горячки. Так что всякое накопление может закончиться ничем.

— Но ведь если повезёт — это шанс прожить гораздо дольше, чем тебе отпущено при рождении, к тому же не слишком-то старея.

— Не спорю, — дипломатично ответил я.

— Знаешь, когда я был маленьким, то мечтал стать таким, как ты. Всё время ждал, что в дверь постучит страж и заберёт меня в свою школу. Но он не пришёл, и сейчас я начинаю понимать — хорошо, что так получилось. Я желал лишь жить долго, а не помогать другим.

— Жить долго — естественное желание любого разумного человека. Поверь мертвецу, — скрипучим голосом сказал Проповедник.

— Скажи, Хартвиг, что с моей душой? — спросил я. — Много ли на ней пятен?

— Я думал, ты никогда не спросишь, — улыбнулся он. — Они есть, впрочем, как и у всех людей. Кто из нас безгрешен? Но ничего такого, чего тебе стоило бы бояться. Хочешь, я очищу её в два счёта?

— Благодарю, но не стоит.

— Интересно почему? — Он склонил голову набок.

— Мои грехи — только мои. Мне за них и отвечать. Не желаю, чтобы кто-то вмешивался в мою душу. Извини, если обидел.

— Да нет. Не обидел. Я прекрасно тебя понимаю.

— Я считаю, то, что ты делаешь — жульничество, — безапелляционно заявил Проповедник. — Это всё равно что держать в рукаве несколько фараонов [22] во время карточной игры. Конечно, неплохо прийти к святому Петру чистеньким и уверенным в том, что он распахнёт перед тобой райские врата. Но это…

Они начали диспут и спорили до тех пор, пока мы не подъехали к озёрам. За ними начинались бесконечные деревушки, растянутые вдоль границы княжества.

Приличный трактир с минимальным количеством клопов мы нашли не сразу и, поставив лошадей под навесом во внутреннем дворе, остановились на ночлег.

Ложась спать, я думал о том, что ещё один день прошёл, и до цели осталось совсем немного.

Последнюю ночёвку перед При мы провели в открытом поле. Я не желал рисковать, даже несмотря на то, что дороги оставались спокойны. То ли нас потеряли, то ли, действительно, у страха глаза велики, и Хартвига искали куда меньше, чем я думал. Лично меня такое спокойствие вполне устраивало. Оставалось только радоваться, что у кого-то не хватило сил и умения на облаву.

Проповедник высказал идею, что, если бы все желающие добраться до картографа действовали вместе, нас бы давно уже нашли. Я был склонен с ним согласиться. Поодиночке им просто не хватает ресурсов, чтобы быть вездесущими и перекрыть все дороги.

Край, по которому мы ехали, был глубокой провинцией, находящейся на самом юго-востоке Фирвальдена. Аграрная область, где практически не встречалось крупных городов, но зато было полно деревушек, не отличалась большим количеством населения и путников, несмотря на близость При. Торговые тракты лежали западнее, а здесь была тишь да гладь, именно поэтому я и выбрал это место.

Не могу сказать, что мы с Хартвигом сдружились, слишком мало времени друг друга знали. Картограф оказался неплохим человеком, пускай и с несколько идеалистическими взглядами, из-за чего постоянно вступал в прения с желчным Проповедником.

Мы остановились на границе, отмеченной всего лишь старым каменным столбом.

— Здесь мы простимся, — сказал я. — Мне придётся вернуться назад, в Тринс, и сказать своим, что я тебя упустил. Постарайся нигде не задерживаться и поскорее добраться до Пулу. Держи, здесь пятнадцать дукатов. Этого тебе должно хватить и на плавание, и на то время, пока не обустроишься на новом месте.

— Спасибо за помощь, — поблагодарил он меня, протягивая руку.

Я пожал её, искренне пожелав:

— Удачи.

Он улыбнулся и поскакал прочь. Я смотрел ему вслед, пока Хартвиг не пересёк деревянный мост через небольшую речку и не скрылся за мельницей. После этого развернул лошадь и неспешно направился назад.

В единственном постоялом дворе, большом и светлом, с цветочными горшками на окнах, утопающих в герани и фиалках, я встретил Карла. Высокий страж сидел за столом, не притрагиваясь к вину, и ждал меня. Улыбка, адресованная мне, вышла у него виноватой и сочувственной.

Я нахмурился, подошёл, сел.