Высокий человек проводил товарищей до выхода.
— Ну и как у нас дела? — спросил Марик, когда стражи оказались в джипе.
— Пока ты бухал с лилипутами, — Роб протянул напарнику пластиковую карточку, — нам сделали паспорта. Все данные перезалиты с видов на жительство, которые нам выдал шериф Лопес. Ты Марк Форжерон, я Роберт Шмид. Наши фамилии уже внесены в панамериканскую базу данных, ровно через неделю они будут оттуда стерты. Так что в ближайшие семь дней мы граждане КША и сегодня вечером летим в Европу. А завтра наш национал — советский друг заберет "Тойоту" с автостоянки аэропорта. Билеты уже забронированы.
— А куда именно летим? — спросил Верзер, забирая паспорт.
— В Париж. Во Францию.
— Лучше бы в Лондон, — заметил Марик, — я когда‑то читал кэшированную копию с ныне покойного интернет — ресурса "Живой журнал" моего прадедушки, так он всю жизнь мечтал посетить Лондон и насрать на могилу Бориса Борисовского. Так и не реализовал свое сокровенное желание. Может я бы исполнил заветы предка.
— В Лондон нам нельзя, — сказал Роб, не оценив шутку напарника, — этот город находится в юрисдикции вэков, а мы только что от них ноги унесли. Поэтому летим в Париж. Ну а оттуда уже прямым рейсом на Родину… а кто такой Борис Борисовский?
— Был такой либерал — шовинист первой волны, — отмахнулся Марик, которого неожиданно потянуло в дрему, видимо алкоголь вкупе с бессонными сутками сделал свое дело.
Роберт оценивающе взглянул на напарника и сказал:
— Я поведу, а ты покемарь немного.
Марик не стал возражать. Как только джип тронулся с места, он тут же провалился в сон. До посадки на авиарейс Колумбия — Париж оставалось около двух с половиной часов.
Глава 15
Крест Петра Ионова
25–26 августа 2091 года
Лекция подходила к концу. Неторопливо прокашлявшись, куратор Шестого отдела ТУ ВАСП Петр Георгиевич Ионов осмотрел усталым взглядом гигантский амфитеатр. Сотни и сотни рядов, до отказа заполненные полупрозрачными людьми, уходили в бесконечную высь.
— На этом наши лекции, посвященные так называемой эпохе Реставрации, подошли к концу, — сказал куратор. — Я благодарен всем тем, у кого хватило сил дослушать меня до конца. И в заключении, мне хотелось бы показать вам небольшое интервью, взятое одним латиноамериканским журналистом у Кирилла Константиновича Кашина за десять дней до его смерти в 2081 году.
Петр Георгиевич прикрыл веки и простоял так, наверное, с полминуты. Эта неделя его окончательно добила. Если в понедельник он начинал лекции с воодушевлением, то сейчас, в субботу куратор с огромным трудом закончил юбилейные чтения. Он ощущал себя не просто выжатым до капли, но и высушенным, и растертым в порошок. Говорят, что беда не приходит одна. Пожалуй, это действительно так. На несчастного лектора одновременно со всех сторон навалились проблемы. Где‑то на просторах Аляски пропало звено Гордеева. В связи с тем, что Петр Георгиевич оказался занятым в публичных мероприятиях, его отстранили от дела. Более того, Ионов был уверен, что куратором теперь он является лишь номинально. Пришла долгожданная пенсия. Казалось бы, нужно радоваться, ведь уже лет десять он мечтал об отдыхе. Но одно дело уйти в почетную отставку, а совсем другое — из‑за провала операции. В общем‑то, он ничего не мог сделать, он не был виноват в фиаско. Просто кто‑то должен отвечать за провалы. Таков закон. Да и ребят было очень жалко. Что с ними сейчас — никто не знал.
Как назло приболела жена. Валентина Андреевна уехала в Крым на профилактику ревматизма, и Петра Георгиевича сегодня вечером ждала пустая квартира. Впрочем, может быть, это и к лучшему. Не будет свидетелей его слабости. Ведь самое главное заключалось не в отставке и не в одиночестве. Маленький острозубый червь сомнений поселился внутри куратора. Он днями и ночами подтачивал психику несчастного старого стража. Мог ли он прожить свою жизнь иначе? Верны ли были его поступки и убеждения? И почему не воспользовался правом на отказ, если колебался?
"Ах, Аиша, доченька моя, — подумал Петр Георгиевич, — ты сейчас далеко в Новосибирске, но стоишь у меня перед глазами. Ты очень похожа на свою мать. Зачем только я взял тебя в свою семью. Чтобы вечно самобичеваться. Не иначе, только для этого. Садистские игры бессознательного…"
Все эти мысли промелькнули в голове куратора в течение полминуты. Кое‑как развеяв дурманящую пелену рефлексии, Петр Георгиевич извлек из кармана минипульт, нажал кнопку. В центре иллюзорума появилась голограмма: двое мужчин, сидящих в креслах. Справа — журналист, довольно‑таки молодой и красивый мужчина. Брюнет в строгом костюме. Напротив него сухонький старичок — бывший диктатор, несмотря на возраст не носивший очков. На лысой голове выделялись глаза: пристальные, но не лишенные веселости, а так же тонкие губы. Одет он был по — простому: в спортивные штаны, майку с длинными рукавами и домашние тапочки.
Интервью, взятое у Кирилла Константиновича Кашина
10 августа 2081 года.
Журналист: Уважаемый Кирилл Константинович, спасибо, что согласились на встречу. Мы, честно говоря, боялись, что вы откажете.