Лен Арет с трудом приходил в себя…но как оказалось не совсем в себя. И не давая ему время осознать, что с ним происходит, скрывая диковинное его новое окружение, на глаза накатил белый густой туман, сквозь который, медленно проявлялся яркий голубой круг. Приняв четкую форму, круг принялся вращаться. Неожиданно оказалось: его круговое движение притягивает внимание, да так сильно, что отвести внутренний взор от него было невозможно. А голубой диск вращался быстрее и быстрее, вскоре по его поверхности проскочили яркие шипящие молнии и очертания круга стали расплываться, вместе с кругом расплывалось и сознание…
– Еремушка! Еремушка! – встревожено окликала девушка, а он, уже издали, приметив ее белый сарафан, спрятался за стожок и едва удерживал смех. Когда растерянный голосок смолк, Еремушка, чутко ступая босыми ногами по теплой траве, подкрался и подхватил ее на руки. Она вскрикнула от неожиданности, а затем возмущенно стукнула его по плечу:
– Ну, ты прямо как Нафанька!
Ему сразу же вспомнилось глупое лицо известного на всю округу дурачка, и он расхохотался, глядя на него, не выдержала и девушка. Насмеявшись вволю, она зашептала:
– Пусти, слышишь. Увидит кто?
– Пусть видят, все одно, будем вместе!
– Вот тогда и будешь носить. Верно, тогда и не захочешь?
– Дай срок, Русана!
Ее светлая, туго заплетенная коса, волнуя парня, упала на его плечо. Тысячи кузнечиков радовались обилию солнечного тепла, сотни птиц в недалеком лесу громко славили красный летний день.
Вдруг девушка вскрикнула. Еремушка заглянул в ее синие глаза и, на мгновение, задержав взгляд на бледном, обезумевшем от страха лице, обернулся. Ее сдавленный стон:
– Упыри! – подсказал: он не бредит.
Они выходили из леса. Колченогие, на плечах звериные шкуры, лица землисто-коричневые, нечеловеческие, нестерпимо жгущие глаза.
Руки Еремушки сами собой разжались, девушка опустилась на ноги и прижалась к нему. Не веря своим глазам, они застыли на месте, а затем парень потянул сомлевшую от страха Русану за руку, и они побежали. Лишь один раз, прежде чем вершина холма скрыла лес, он обернулся – нелюди, несколькими колоннами вытягивались из леса…
Вершину холма, на склонах которого расположился Город, опоясывали стены крепля – толстые дубовые бревна, вкопанные в землю, грозно поднимались заостренными концами на высоту пяти сажен. Над воротами была устроена площадка, а изнутри стен, поверху, тянулся узкий настил, где во время сражений находились ратники.
– Идут! Идут! – закричали со стены, там уже видели приближающегося врага. Заскрипели ворота, мужики заложили бревна-засовы. На дымовом дворе чадили костры, там кипятили смолу.
Вещая Хазара поднялась на стену, обнося ратников настойкой – два дружинника несли следом за ней кадку, откуда эта еще не старая женщина черпала ковшом мед, настоянный на разных травах, секрет которых мало кто знал. Настой унимал дрожь в коленях и наливал руки силой, что было совсем нелишне перед сечей.
Страшные пришельцы разметали несколько изб и из бревен принялись складывать клеть. Работали они быстро, и через некоторое время недалеко от ворот города поднялась башня. Со стен было видно, как жуткие и неведомые, сбились в кучу и принялись передавать друг другу какой-то предмет, при этом громко крича:
– Гха!.. Гха!
– Топор! Каменный топор! – наиболее зоркие из городских воинов разглядели этот предмет. Враги облепили огромную клеть и, полив чем-то наклонные бревна, на которых та была сложена, покатили башню под уклон, вскоре она прижалась к воротам. Площадка над воротами, где уже находились ратники, была накатана из бревен и огорожена тесаными плахами. Ударили мечи, и яростные крики разорвали наполненную ожиданием тишину. Вскоре хряско ударившись о землю во двор крепля, упал сброшенный сверху.
– Нечисть! – облегченно вздохнули в толпе, тут же окружившей невиданную тварь. С площадки – места боя, зажимая окровавленную руку, по лестнице спустился Младеня. Крикнули Хазару, пока вещая женщина перевязывала Младене – городскому стражнику рану, выстиранной в настое целебных ран холстиной, тот рассказал:
– Неловкие они, уклониться можно, их уже с десяток положили, я тоже троих бросил. Сыновца княжьего зарубили, споткнулся не вовремя…
Еремушка взял у него меч, он был измазан коричневой кровью, но этому никто не удивился.
– Нечисть – одно слово!
Хотя и был не его черед, он полез по лестнице наверх. Дружинники уже теснили поганых с клети. Жутко сверкая глазами, те срывались вниз, а тех, кто пытался спуститься сам, доставали мечами. Еремушка боязливо обошел убитых и встал радом с дружинниками. Он взмахнул мечом, и страх прошел… Башню, сооруженную нечистью, очистили быстро, и битва переместилась на землю к воротам крепля.