Стражи полюса

Феркад из-под циновки достал открытку с портретом Дэн Сяопина и кинулся в уборную, где смыл карточку в унитаз. «Мировой океан один, — рассуждал он судорожно, — до Северного Ледовитого как-нибудь доплывет». Затем вернулся, дабы во всеоружии встретить незваных гостей.

Дверь распахнулась и повисла на одной петле, в квартиру ворвались двое китайцев с ружьями в руках. Феркад зарычал и широко раскинул когтистые лапы, но первый китаец выстрелил, дротик впился в шею медведя, он обмяк и рухнул на пол. Второй китаец, прицелившись, сбил кружившего Лания. Мутнеющий ум Феркада еще смог разобрать людской диалог.

— Какая здоровенная панда! — воскликнул первый китаец.

— Видно, много пережевала бамбука, — усмехнулся второй.

— А это, похоже, сова…

— Сам ты сова! Вон же черные пятна у глаз — это сорокопут. Какой же ты зоолог, когда не понимаешь таких простых понятий?

Первый китаец обиделся и замолчал. Если кому-то интересно, потом, дома, за ужином, ему в голову придет достойный дерзкий ответ на реплику напарника, но будет уже поздно.

— Псы… шелудивые… — прошептал из последних сил Ланий, лежавший рядом, и затих. Сознание Феркада замело хлопьями снега, и он увидел в сладком сне знакомые с детства льдины и двух медвежат, игравших в мяч морским зайцем.

Однако пора вернуться в сторону, куда еще верно указывает всякая намагниченная стрелка — на север. Тот, кто назвал Северной Венецией город Санкт-Петербург, никогда не был в Арктике. Вот где несчетные каналы, протоки и речки обрамляют заснеженные площади, скользкие улочки, студеные мостки и ледяные палаццо. Роль прожорливых голубей с площади Сан-Марко в высоких широтах исполняют полярные совы, окровавленными клювами роющиеся в добыче, а стаи китов косаток, рассекая волны, напевают серенады вместо гондольеров. Кстати, киты упомянуты неспроста.

Стотонный гренландский кит выбросился на льдину. О причинах, побудивших морского исполина к безрассудному акту, говорили недолго, сошлись на том, что без несчастной любви тут не обошлось. Затем у гигантского деликатеса собралось все медвежье общество. Согласно обычаю, первым к трапезе приступил старейший член общины — тридцатилетний Бенетнаш с позеленевшей от древности шерстью. Пока он жевал огромный плавник, прочие медведи затеяли светский разговор. Кохаб поспешил сообщить сородичам счастливую новость:

— От брата пришло письмо!

— Ну читай, вслух читай, — стали заинтересованно просить его белошерстые хищники.

Кохаб достал полученную открытку, прокашлялся и приступил:

— «Дорогой брат, на пути моем было не так много пересадок: с Курильского течения на Северо-Тихоокеанское, оттуда на Калифорнийское, с него на Северо-Пассатное, после, наконец, на Куросио, а там и долгожданный юг. Отыщутся ли слова в нашем северном наречии, которыми стало бы возможно описать южную красоту? Звери гуляют без шкур, и их тут очень много — ешь не хочу. Цвета кругом пестрые, что поначалу глаза режет, много зеленого, куда ярче шерсти старика Бенетнаша…»

Древний медведь оторвался от китовьего мяса, услыхав свое имя. Кохаб метнул завистливый взгляд на ковш Большой Медведицы, изливающий свет с небес на юг, и перешел к следующему абзацу:

— «Мы с Ланием славно устроились в городе Пекине. Работу отыскали в финансовом секторе. Занятие увлекательное, несмотря на большое число расчетов».

Голос Кохаба трогательно дрогнул:

— «Как поживает троица моих племянников и наследников? Знаешь, иногда расцарапает душу когтистая тоска: закрою глаза, в ушах начинает ветер реветь, и воображается север, снег и метели, а среди них — мои нерожденные ребятишки» — Кохаб закончил чтение письма.

— Плавают куда-то, — тихо ворчал Бенетнаш, — на месте не сидят, суетятся, там тоска берет, возвращаются. Зачем уплывали, когда есть родина?

— А кто такой на письме? — спросил медведь помоложе, ткнув лапой в портрет Дэн Сяопина.

— Наверное, южный зверь, — ответил Кохаб.

— Жуть. Похож на пришельца.

— Какого пришельца?

Медведь помоложе понизил голос:

— Рассказывают, что как раз недалеко от этой льдины видели на море неизвестный объект, с которого спускались пришельцы.

— Кто рассказывал? — поинтересовались собравшиеся.

— Тюлени.

— Тюленям можно верить, — объявили медведи.

— Объект захватил одного тюленя лучом, по тропе из света пришельцы его подняли на борт, и луч погас. Объект уплыл, а того тюленя больше никто не видел.

— Откуда ж им взяться?

— Может быть, оттуда? — Медведь помоложе поднял когтистый палец кверху.

— Сам сказал: приплыли. Оттуда бы были — прилетели. Значит, из мест не столь отдаленных.

— Мама, не хотим к пришельцам, — прижавшись к Урсуле, плакали медвежата.

— Не бойтесь, дорогие, это выдумки, — поспешно успокаивал Кохаб своих детей.