Искусный и хлесткий ветер Борей выдул арку из снега и льда. Через нее молодые медведи перебрасывали морского зайца, служившего мячом. Правила игры менялись и усложнялись по ее ходу. Запущенный заяц должен был коснуться поверхности льдины ловящего, тогда бросающему добавлялось очко.
— Семьдесят три — семьдесят один, — объявил счет Кохаб, разминая в лапах мяч.
— Семьдесят один — семьдесят три, — поправил брата Феркад, изготовившись к ловле.
— Я попросил бы меня не мять, — влез в диалог морской заяц, но вдруг взмыл в небо. При пролете зайца под аркой гол засчитывался.
— Семьдесят один — семьдесят четыре, — не скрывал ликования Кохаб.
— Давай до восьмидесяти гол
— Нет, до семидесяти пяти, — сказал Кохаб и размахнулся.
Если заяц оказывался в море, его вылавливали обратно и право броска переходило к ловившему.
Феркад отступил к самому краю льдины, чтобы иметь пространство для разбега.
— Ну, я тебя проучу! — засмеялся он.
Когда мяч выскальзывал из лап ловящего в воду, гол не шел в зачет и бросок повторялся. Игра была благородной.
— Семьдесят два — семьдесят четыре! — воскликнул Феркад, вновь разбегаясь. — Семьдесят три — семьдесят четыре!
Напряженное волнение нарастало, а после возгласа Феркада:
— Дай же мяч скорей… Семьдесят четыре — семьдесят четыре… — достигло апогея.
Очко считалось и при вылете зайца в океан, если он задевал край площадки. Феркад запрыгал, издавая победный вой:
— А я предлагал до восьмидесяти!
Из берлоги зарычала бабка-медведица:
— Феркад, Кохаб, домой!
— Давай еще раз, до первого гола, — предложил Кохаб.
— Ладно, — согласился Феркад.
Морской заяц, вылезая из воды, заявил:
— Бабушек надо слушать и уважать, молодые звери, — но был немедленно подброшен.
Бабка вылезла из берлоги и села около арки. Наблюдая за игрой, она ворчала:
— А потом эти лапы грязные в рот… Сейчас мамка выйдет и вам задаст…
Мяч плюхнулся на половину Феркада и тяжко вздохнул.
— Давай до двух. — И, не дожидаясь согласия, Феркад запустил зайца ввысь.
Чтобы вымахать под три метра, милому белому медвежонку требуется всего три полярных дня и ночи. По прошествии назначенных суток Кохаб и Феркад могли бы счастливо играть в мяч целым моржом, но братьев разлучила дурная компания. Феркад связался с полярной совой. Совы и так не самая приятная разновидность птичьего класса, а новоявленный приятель Феркада и среди своих слыл сукиным сыном. Он просил именовать себя Ланием, что на латыни значило «мясник».
— А почему «мясник»? — интересовался Феркад.
— Звучит чертовски злобно.
Ланий взмыл до потолка зла, и ему оставалось либо продолжать парить у верхнего предела, либо опускаться к лучшему. Совиный выбор пал на первое.
Как-то раз во время охоты Феркада на нерп Ланий с высоты приметил затаившегося медведя и возопил на всю округу:
— Черт, медведь!
Нерпы, не разбираясь, кто же из названных двоих пришел по их души, поныряли в море. Довольный собой, Ланий спустился на лед.
— Послушай, это не дело… — начал раздосадованный Феркад.
— Какие-то проблемы? — раздухарилась яростная птица. — Проваливай, это моя земля!
Молодой медведь поднялся на задние лапы во весь свой трехметровый рост и с чувством полного превосходства ответил:
— Никаких проблем.
— С таким-то ростом — зачем ты вообще прятался? — восхищенно усмехнулся Ланий. — Было б три метра во мне, убивал бы не таясь. С таким ростом грех не убивать.
Феркад обнажил клыки в улыбке, и так сошлись жизненные тропы столь различных существ, чуть еще повились вместе по северу, а после свернули к югу.
— Юг — это все-таки не север, черт бы его побрал. — Логика Лания была труднооспорима.
Приятели забрались на шедший мимо айсберг, и Курильское течение понесло их к искомому счастью. Удалой медведь даже не обернулся взглянуть напоследок на отчий полюс, стягиваемый в точку растущим расстоянием. Его острый глаз через скрученные в подзорную трубу лапы жадно высматривал впереди неизвестные земли с манящим именем «юг».
Расставшись с братом, Кохаб взялся устраивать личную жизнь. Миниатюрная (метр восемьдесят в длину и метр в холке) Урсула одним появлением в его жизни покорила навек белошерстого юношу: молодая медведица, озаренная огнями северного сияния, выпорхнула из Ледовитого океана и стала грациозно отряхивать блестящий мех. В вопросах любви важней всего инициативность, красноречие и лихость. Перечисленными качествами Кохаб обладал в избытке, и через восемь месяцев под звездами Малой Медведицы запищали рожденные Урсулой сразу три малыша. Такое бывает редко, а значит, иногда все-таки случается.
Кохаб сделался образцовым родителем большого семейства. Пока Урсула обставляла берлогу и нянчилась с пищавшими без продыху ребятишками, ее муж отправлялся на поиски пропитания. Однажды он вернулся, волоча за рог жирную тушу нарвала. Историю легендарной охоты Кохаб часто рассказывал детям на сон грядущий: