— «Это его рог! Его я узнаю из тысяч! Это нарвал!» — воскликнул я, когда острая пика пронзила морскую гладь. Вслед за рогом показалась страшная пятнистая голова. Наши взгляды встретились. Взгляд зверя, полный ненависти и зла, налитый кровью, вперился в самую мою душу. Не раздумывая я бросился в воду. Едва различимый в подводном мраке силуэт нарвала повернулся, направил на меня смертоносный рог и взмахнул хвостом, устремляясь ко мне. Уже горели сквозь ледяную муть его жуткие глаза, я нырнул под нарвала и саданул когтями по рыбьему боку…
— Но, папа, нарвал — млекопитающее, — поправляли Кохаба малыши, как всякие дети, много знавшие о мире животных.
— Не суть, — продолжал отец. — Багряное облако окутало нарвала; он мотал рогом в надежде нанести мне ответный укол, а я продолжал драть лапами его тушу. Новые раны только пуще взбесили зверя. Оставалось извести его силы, и я кинулся наутек. Никогда еще в жизни мне не доводилось так быстро плавать, но враг не отставал. Кровавый шлейф тянулся за ним. Я вскочил на льдину, и сразу же длинный рог пробил лед, так что острие застыло у самой моей морды. Могучий последний удар нарвала прошел мимо.
Разумеется, дети не унимались:
— Еще, еще сказку…
— Ладно, слушайте. Поймал однажды медвежонок моржа, но не захотел делиться с братьями. Взяв тушу, он направился в лес — думал там полакомиться ею в одиночку, а чтобы не заблудиться, отщипывал от моржа кусочки сала и бросал их себе вслед. Налетели синицы и склевали сначала все сало, а потом выклевали глаза медвежонку. Не надо было жадничать. Спокойной ночи и сладких снов, милые дети.
В детской половине берлоги появлялась Урсула. По обычаю молодые родители смотрели с гордостью и умилением на спящих чад, а потом уходили к себе.
Если бы перенестись в этот самый миг по обручу сто шестнадцатого градуса восточной долготы градусов на пятьдесят к экватору, то взору явилась бы следующая картина.
— Пекин. Черт… — Ланий, раздвинув пластинки жалюзи, выглянул на улицу. — Я все еще в Пекине.
— Знал бы, что быть грабителем банков так скучно, искал бы работу. — Феркад лежал на циновке и жевал бамбук. Вторую неделю они скрывались от полиции на конспиративной квартире. Делать было нечего, и Феркад пристрастился к жеванию бамбука. Разбойничья маска из чернил, намазанная на тело, не оттиралась от шкуры — два черных пятна вокруг глаз так и остались на медвежьей морде. Схожий конспирологический признак затемнял также перья у желтых и зорких зениц Лания, который от скуки опять ухал блатную песню о своей нескладной судьбе:
— Да умолкни, наконец!
— Душа поет… Что не так? Эту песню еще голуби по воле разнесут, — и продолжал:
На первом же деле все пошло вразрез с простым и продуманным планом. Начало удалось налетчикам с севера прекрасно: ворвались в фойе банка, Феркад вырубил охрану, Ланий быстрее ветра залетел в окошко кассы. Там, угрожая острым совиным клювом, он дал перепуганной кассирше несколько дельных советов, например отпереть сейф, черт возьми, и не пытаться нажать манящую кнопку сигнализации. Феркад в это время следил за посетителями; если бы среди них оказались герои, медведю следовало предотвратить их подвиги. Повернулась ручка, всхлипнули засовы, круглая дверь хранилища откатилась в сторону, блеснуло золото. Но пока оба неопытных разбойника млели от драгоценного сияния, осмелевшая кассирша воспользовалась заветной кнопкой. Со всех стен, потолка и пола взвыли сирены, Ланий потерял контроль над собой…
Феркад невольно содрогнулся, припомнив детали кровавой резни.
— За каким чертом ты принялся валить посетителей? — раздраженно спросил он сову и выплюнул пережеванный бамбук на пол.
Ланий повернулся от окна:
— За таким чертом, что это моя натура. Я хищник.
— Непрофессионал, а не хищник! Хладнокровнее надо быть в таком-то ремесле.
— Я тебе не ящерка, чтоб быть хладнокровным. Как хочу, так и граблю, хочу — убиваю. А вот следил бы ты лучше за кнопкой тревоги, нежились бы с ломящимися от деньжищ чемоданами где-нибудь еще южнее, в тепле. Так-то, черт тебя дери!
— Не переводи стрелки, мясник недорезанный! — вскипел Феркад и хотел угрожающе встать в трехметровый свой рост, но ударился головой о потолок.
Тут же раздался другой удар, в дверь. За ним еще один. Били сильно.
— Загнали! Загнали, волки! Легавые! Поймали в сеть! — Ланий взлетел и закружился по комнате. — Ну идите сюда, все огребете!