Стрекоза для покойника (СИ)

Вспомнив лицо матери, прижавшей к уху мобильник, Лука яростно смяла сигарету и выкинула в окно. Сползла под подоконник, обхватив голову руками. Гроза приближалась. Гроза, всегда доставлявшая ей удовольствие большее, чем редкий случайный секс, сейчас не дарила радость раскатами и мощью. По подоконнику застучало. Холодные капли залетали в комнату, падали на обнажённую узкую спину девушки.

В коридоре зажегся свет.

- Луша!

Она не успела нырнуть в кровать, когда открылась дверь. Так и застыла посредине комнаты - голая, в отсветах небесного пламени.

- Что-то потянуло… У тебя окно… - начала мать с порога и замолчала, увидев голую Луку с ненормально огромными зрачками.

Рванулась к дочери, схватила за руки, стала поворачивать к неверному свету.

- Мама… мама? Мам, ты чего? - заорала испуганная дочь. Лицо у матери было заплаканное и застывшее, как студень.

- Господи, за что мне ещё дочь наркоманка? - кричала Валентина Игоревна, таща упирающуюся девушку в коридор, где горел свет. - Руки покажи, покажи руки!

- Да ты чего, мам, вообще? - рявкнула Лука, вырываясь. Прошлёпала в коридор, сунула матери под нос нетронутые вены на сгибе локтя. - На, смотри! Совсем спятила!..

Удар по щеке заставил её замолчать.

- Твой брат едва не погиб! - свистящим шёпотом сказала Валентина. - Прояви хоть каплю уважения к матери!

Луку захлестнула жара. Душная, тропическая, яростная.

- А ты ко мне уважение проявила? - закричала она, с ужасом понимая, что её несёт, но остановиться она не может. - Ты бы хоть постучалась! Мало ли, чем я занимаюсь в СВОЕЙ комнате!

Оглушительный удар грома будто расколол небосвод. Испуганно охнув, мать схватилась за голову. Шум дождя придвинулся, в комнату через открытое окно лился целый водопад.

- Права была Лия, когда отговаривала меня брать ребёнка из детдома! - неожиданно твёрдым голосом сказала Валентина. - Запомни, Лукерья, здесь ничего твоего нет!

Лука вдруг осознала, что стоит перед матерью голой. Свет стал слишком ярким, она враз увидела свои длинные худые ноги, и пирсинг-черепушку в пупке, и жалкие, съёжившиеся соски… Отступила в комнату, в спасительную темноту. И отступала до тех пор, пока не уперлась ягодицами в подоконник и не спросила пересохшими враз губами:

- Что?!

Силуэт матери в освещённом проёме напоминал карающего ангела, правда, без меча.

- Мы с отцом взяли тебя на воспитание… Думали, вырастет чудесная, добрая девочка. Платья, бантики… - голос звучал устало, как заезженная пластинка. - А выросла ты… Колючая, неласковая, дерзкая! Одеваешься как сатанистка! И брата всё время подбивала на пакости всякие… Помнишь, как он из-за тебя руку обжёг? Шрамы до сих пор на пальцах остались! А как ты к уличной стае собак пошла? И его с собой потащила? Они вас чуть не разорвали!

- Да они… - начала было Лука и замолчала.

Разве объяснишь, что она в собаках агрессии не чувствовала, лишь желание получить искреннюю детскую ласку и восторг в глазах! Впрочем, сейчас это было уже неважно. Важными были слова матери… Женщины, которую она всю сознательную жизнь считала матерью!

- Насчёт детдома - это правда?

Силуэт исчез из дверного проёма. Свет в коридоре погас. Издалека донеслись глухие рыдания и сдавленное:

- Правда. Живи, как знаешь!

Лука пришла в себя только спустя несколько минут, вся мокрая, как мышь, от бьющего в открытое окно дождя. Гроза уходила, оставив внизу потоки, поломанные ветви и вымокший мусор. Она не только освежила воздух, но и вымыла все мысли из головы. Лишь одно слово билось, будто птица в клетке: ‘Правда! Правда! Правда!’

***

Она пришла в больницу к десяти.

С шести утра, когда вся пачка сигарет была скурена до боли в желудке, нужные вещи собраны в любимый рюкзак, а решимость уйти, куда глаза глядят, приобрела необходимую твёрдость, Лука шлялась по улицам, раздумывая, к кому из знакомых попроситься переночевать. Подруги потерпят пару ночей, парни… Ясно, чем это кончится. Изобразить неземную любовь, чтобы остаться подольше? А потом куда? На вокзал? На трассу? Даже если она найдёт работу, снять хотя бы комнату не так просто!

- Бахилы надень! - сердито прикрикнула старушка-санитарка в приёмном. - Десять рублей!

Когда деньги есть, о десяти рублях как-то не задумываешься. Но когда в кошельке лежат все сбережения, а других не предвидится…

Брат лежал в постоперационной и казался мумией, сросшейся с живым человеком - половина тела и голова забинтованы. Отца рядом не было, наверное, спустился в кафешку рядом с больницей, выпить кофе.

- Чего смотришь, людоедка? - шёпотом поинтересовался он. - Ну, побился, подумаешь!

- Имбецил! - привычно, но беззлобно сказала Лука и, пройдя в палату, села на стульчик. - Очень больно?

Артём героически поморщился и ничего не ответил.

- Ты здесь надолго? Что врачи говорят? - спросила она.

- Минимум месяц! - вздохнул брат.

- А роллер?..

- Не знаю пока… Отец молчит, значит, всё плохо.

- Да… Тём, я из дома ушла. Можешь мой комп себе забирать со всеми потрохами, авось пригодится, на запчасти.

Брат вытаращился. В сочетании с бинтами выпученные голубые глаза выглядели презабавно.

- Лука, ты чего?