Стрекозка Горгона. 1828 год

– Бедная наивная девица! – сочувственно покачала головой Татьяна.

– Бедный штабс-ротмистр! – горячо возразил Серж. – Вообрази, каково ему! Где б ни появился, сразу либо напрямую его спрашивают, либо за спиной шушукаются: «Это тот, что с жены подвенечный наряд не смог снять? От коего невеста из спальни сбежала?» Прям, хоть имя меняй: так якобы влюблённая невеста опозорила… Наверно, думала, что муж лишь для того, чтоб на балы её вывозил!.. И меня офицеры сегодня по пятам преследовали, каждый норовит совет дать, один другого пикантней, каким образом тебя удержать в спальне, чтоб сходного конфуза не случилось…

– Ммм… Знаешь, Серж… пожалуй… я… так и быть…я не сбегу… – смиренно потупив очи, пообещала Татьяна.

– Не сбежишь? – лукаво посмотрел он. – И на том спасибо.

Она со щелчком захлопнула веер, отбросила его, улыбнулась, как заговорщица, и, стрельнув глазками, слегка виноватым голосом призналась:

– Можешь считать, что тебе попалась самая бесстыжая невеста, если правду скажу… Не понимаю, как можно бояться того, чего не знаешь… Меня больше не страх, а любопытство гложет… Когда узнаю, тогда скажу, страшно иль нет.

Жених, следя за кокетливо-застенчивыми и, в общем, милыми ужимками юной барышни, выдохнул шумно, словно гора с его плеч свалилась, засмеялся облегчённо и, склоняя голову к её коленям, сквозь смех выдавил:

– Достойный ответ дочери Евы! Любопытно ей!

Танюша, поглаживая его волосы, спросила:

– Да, я – дочь Евы, а Вы, друг мой, – кто? Мне начинает казаться, что Вы – даже не Адам, а демон-искуситель, – пожеманилась ещё немного, а потом уже более серьёзно добавила. – Думаю, это всё кажется совсем ужасным тем девушкам, которые без любви замуж выходят… Недавно с тётушками по Летнему саду прогуливались, и там встретилась такая пара, что жутко стало. Представь: он – старый, невысокий, на тоненьких кривых ногах, с огромным пузом, словно луну проглотил, и ручки у него худенькие: точь-в-точь – паук! Под руку с ним дама: молодая, красивая, даже ростом выше. Лизавета Никитична раскланялась почтительно, а потом сказала, что это какой-то советник придворный, возле него – жена, ей все завидуют, поскольку он её, бесприданницу, из жалости взял. Я как представила: что там за счастье может быть? Я бы утопилась лучше, но такому пауку не позволила притрагиваться к себе! Как можно пусть ради самого большого богатства девицу в такие руки отдавать?

Сергей, подумав, сказал:

– А что делать, если у родителей, возможно, ещё куча детей, коих кормить нечем? Она, может, пожертвовала собой, чтобы младших братишек, сестрёнок от голодной смерти спасти. В корпусе было много кадет из бедных семей, пожалуй, они бы на ту даму другими глазами посмотрели… И к тому ж, советник может оказаться вполне прекрасным человеком…

– Может быть… – Таня предпочла согласиться: чтоб не расстраиваться из-за судьбы молодой дамы, лучше считать, что её муж, хоть и некрасив, а человек хороший. Почувствовала, что сейчас дверь откроется, и сообщила. – Ой, Кало идёт сюда.

– Надеюсь, он не будет возмущён!

Николая и в самом деле не возмущало то, что сестра позволяет Сергею обнимать себя, но сыграть роль ярого защитника нравственности он был не прочь. Зайдя в комнату, встал перед юной парой, подперев руки в боки и изобразив грозный оскал на своем лице.

– Та-а-ак! Опять целуются! Танюха, он тебя не обижает? Серёжка, ты смотри у меня, чтобы до свадьбы – ни-ни! Я ведь на дуэль вызывать не буду, а зарежу по-цыгански, без всяких секундантов и свидетелей! Всё уяснил?

– Мы не целуемся, мы знаем, что до свадьбы – ни-ни! – заверила сурового брата Таня.

А Сергей откинулся на спинку стула и иронично оглядывал друга детства.

– Целищев, Вы с завтрашнего дня в полку должны быть. Советую привыкать, что я – Ваш командир! …Раз уж изъявил желание в моём взводе служить, изображай чинопочитание. А то отправлю на гауптвахту за подрыв авторитета.

– Разрешите доложить, Ваше благородие! – вытянувшись в струнку и прикладывая руку к голове, бодро отвечал будущий солдат. – Я уже съездил в полк вместе с мадам Стрешневой, форму получил, только Владимир Васильевич сказал, что в полку я пока без надобности, без меня обойдутся, он мне более важное задание дал: помогать Варваре Борисовне. Так что завтра меня в строю не будет, гауптвахта подождёт.

– Подождёт, подождёт! – улыбаясь по-иезуитски, пообещал поручик. – Запомните, Целищев, если на голове фуражки нет, руку к голове не прикладывают, это нарушение устава. Командира эскадрона по имени-отчеству называете, а рядовой обязан его по должности звать и добавлять «их благородие». Если нарушения будут повторяться, придётся Вам всё-таки гауптвахту посетить.

Николай расслабился, поглядел оценивающе на друга, наморщил лоб:

– Слушай, так чё делать-то? Может, прямо сейчас тебя и прирезать, чтобы не успел на гауптвахту упечь?

– Хватит вам, петухи драчливые, – прикрикнула на молодых людей Татьяна. – Вечно, как сойдётесь, так и начинаете пикироваться. И отчего вы оба такие вредные?

– Не вредней тебя, стрекоза, не вредней, – уверенно ответил ей брат, и его сразу же поддержал жених: