Стрекозка Горгона. 1828 год

Экзамены продолжались около недели, Таню, о коей директриса всех предупредила, спрашивали строго. Письменные работы проверяли тщательно, с нею самой на всех языках долго беседовали. Она очень старалась с лучшей стороны себя проявить, да к тому ж, оглядывая строгих дам и преподавателей, твердила про себя, внушая им: «Я готова, я готова к выпуску». И удостоилась похвал, признала комиссия, что мадемуазель Телятьеву можно выпускать. И к середине мая Татьяна вышла из Смольного, причём, даже с хорошим аттестатом. Императрица Мария Фёдоровна всем институткам при выпуске делала подарки: евангелия в дорогих переплётах, а бесприданницам, кроме этого, по пятьсот рублей, Телятьевой же она вручила иконку Петра и Февроньи Муромских, покровителей супружеской любви. Благословила, стало быть. Татьяна, увидев образ, поняла его значение и в порыве благодарности бросилась на колени перед матушкой-императрицей и поцеловала её дряблую, но по-прежнему властную руку.

Глава 6

Ещё до выхода Тани из Смольного Сергей решил обратиться к командирам за разрешением на женитьбу. В этом году Пасха ранняя, следовательно, ранней будет и Троица, и следующий через неделю за ней Петров пост начнётся 1 июня и продлится до июля. Надо успеть повенчаться до начала поста.

Большинство офицеров полка были холосты, и полковник – тридцатитрёхлетний граф Сухнен – женат лишь три года. Любимый кадетами Владимир Васильевич Бегичев, успевший и повоевать на Кавказе, и послужить преподавателем, похоже, не помышлял о женитьбе, хотя ему было 27. Как объяснять им, что он – вчерашний кадет, надумал срочно жениться? Но вступать в брак без одобрения полка нельзя – таков закон.

После занятий с рекрутами Лапин решился подойти к командиру. Зайдя в штаб, был раздосадован, увидев, что у Сухнена сидят Бегичев и недавно назначенный командиром первого эскадрона капитан Лужницкий. Он до ранения в гусарском полку служил и не скрывал, что в душе был и остается гусаром, принял предложение командовать драгунами исключительно из уважения к Сухнену. Хотя драгунам не полагалось носить усов, капитан их не сбривал. Говорил, что рука не поднимается, но, если уж будет необходимость, (если неожиданно приедет император иль великий князь Михаил Павлович), то обещался тотчас же привести себя в надлежащий драгунам вид, мол, и бритву на этот случай всегда в ташке носит. Впрочем, он был блондином, свои пшеничного цвета усы не фабрил (то есть не чернил), и они не бросались в глаза. Лужницкий был хорошо сложен, роста среднего, обладал приятной наружностью, к тому ж являлся острословом, чьи шутки с удовольствием пересказывали во всех петербургских гостиных. И была у него репутация отъявленного волокиты, говорили, что если Всеволод Лужницкий намечает цель, ни одна женщина не способна устоять. Многие недоумевали, отчего же граф Сухнен принимает его у себя, неужели не опасается за свою молоденькую жену. И в присутствии сего донжуана нужно было сообщать о желании жениться. Но что делать? Сергей, вздохнув глубоко, попросил у полковника разрешения поговорить по личному вопросу.

– По личному? – переспросил Сухнен. – Вы хотите, чтобы разговор наш был конфиденциален?

– Думаю, это ни к чему, – ответил Лапин. – Дело, о котором я хочу говорить, в любом случае не составит тайны.

Сергей желал бы остаться с полковником наедине, но представилось, что Лужницкий может потом подшучивать над его боязнью обсуждать вопрос о женитьбе открыто, а эта перспектива испугала гораздо больше.

– Хм… Серьёзное вступление… Что за дело?

– Ваше сиятельство, я хочу жениться и прошу у Вас на это позволения.

– Жениться? – в изумлении переспросил Сухнен, внимательно оглядел Лапина с ног до головы. Со столь же изумлённым видом поручика разглядывали и капитаны. Лужницкий выдохнул громко: «Ба!.. Это ж надо!», откинулся на стуле и весело пялился на него, словно на циркового актёра, собравшегося выполнить сверхсложный трюк. Бегичев тоже был удивлён. При выпуске из корпуса немногие из кадет получили звания поручиков, только те, что сумели на экзаменах самые высокие баллы набрать, Лапин был в числе лучших. И этот многообещающий молодой офицер заявил о желании связать себя узами брака и стоит навытяжку перед старшими офицерами, ожидая ответа. Граф Сухнен оправился от шока и спросил Лапина:

– Сколько Вам лет, поручик?

– Девятнадцать.

– И давно Вы поняли, что жениться необходимо?

– Давно. Я сделал предложение ещё 10 лет назад, дал избраннице клятвенное обещание, что мы повенчаемся сразу же, как только я стану офицером. Я офицер, пришло время исполнять обещание.

– Поручик, но это же смешно! – вмешался Лужницкий. – Получается, Вы сделали предложение в 9 лет. Подобные клятвы в детстве произносят многие, но никто, повзрослев, не воспринимает их всерьёз! Разве Вас кто-то упрекнёт, если передумаете?

«Ну, началось!» – подумал Сергей, и, склонив упрямо голову, ответил:

– Прежде всего, я сам себя буду упрекать, – он говорил чётко, делая ударение на словах «сам себя». – Дело не только в обещании, а в том, что я люблю свою невесту.