— Только вчера родилась, что ли? Уж не дать ли ей сиську? — Она ткнула себя пальцем в грудь. — Нет, мой друг, я не стану мешать ее счастью. Меня выдавали куда моложе. Вот поправится ее мать — пусть приходит сюда да проматывает мужнино богатство. Всякий чует, где вкусно пахнет. А ведь когда-то в семье не было денег, и кто-то гнул спину и недоедал, только теперь уж никто об этом не помнит…
Миссис Нанга вытерла глаза подолом юбки и высморкалась.
— Где она живет? Я сам поговорю с ней, завтра же. Я просто обязан это сделать!
Я не забыл о присутствии Эдди, но, взвесив свои шансы, решил рискнуть. Скорее всего, мальчик был на стороне матери, хотя его красивое лицо абсолютно ничего не выражало и не дрогнуло даже тогда, когда мать готова была расплакаться.
— Ступайте, если хотите, — сказала миссис Нанга с деланным безразличием, — но не говорите потом, что я вас послала, — я свое место знаю.
Я не ошибся насчет Эдди. Он охотно и очень подробно рассказал мне, как пройти к дому Эдны, который стоял в дальнем конце деревни. Он предложил даже, чтобы шофер отвез меня туда на их машине, из чего можно было заключить, что, несмотря па взрослый вид, он был еще совсем ребенок.
Я не без труда отыскал дом Одо, отца Эдны, — хижину из красной глины, крытую пальмовыми листьями. В передней комнате сидел сам хозяин и сучил веревку. На таких веревках у нас подвешивают батат для просушки. Рядом лежали три пука волокна, один из них был уже наполовину израсходован. Клубок готовой веревки валялся на полу, и Одо, придерживая его ногами, надвязывал свободный конец. Когда я вошел, он, скаля стиснутые от напряжения зубы, затягивал узел. Его огромный, лоснящийся живот вываливался из набедренной повязки. Сам он был крупный, уже немолодой человек с красными, воспаленными глазами и седеющими волосами.
Мы обменялись рукопожатием, и я сел на стул напротив него. Не бросая работы, он несколько раз повторил:
— Добро пожаловать, — а затем, вновь завязывая узел, который разошелся, когда он натянул веревку, сказал: — Жаль, что мне нечем вас угостить. Только сегодня доели последний орех.
— Не беспокойтесь, — ответил я и после долгой паузы добавил: — Я вижу, вы меня не узнаете. Я учитель здешней школы.
— То-то мне ваше лицо показалось знакомым, — заметил он, поднимая на меня глаза.
Мы еще раз обменялись рукопожатием, и он опять сказал: «Добро пожаловать», — и извинился, что ему нечем меня угостить, а я опять попросил его не беспокоиться — не всегда же у людей есть угощение наготове.
— С тех пор как жена в больнице, некому смотреть за хозяйством, — пожаловался он.
— Надеюсь, она скоро поправится.
— Остается уповать на господа.
Выждав немного, я спросил, дома ли Эдна.
— Она готовит матери еду в больницу, — ответил он холодно.
— У меня к ней поручение от моего друга мистера Нанги.
— Вы друг моего зятя? Что же вы сразу не сказали? Так вы из столицы?
— Только вчера вернулся.
— В самом деле? Ну, как там поживает мой зятек?
— Прекрасно.
Не вставая с места, он повернулся к двери, которая вела во внутренние комнаты, и позвал Эдну. Из глубины дома, как отдаленный звук флейты, донесся ее голос.
— Выйди поздоровайся с гостем, — крикнул отец.
Пока мы ждали Эдну, он не сводил с меня глаз, и я постарался принять самый непринужденный вид. Повернувшись на стуле, я даже стал смотреть в окно и сложил губы так, будто что-то насвистываю себе под нос.
— Ваша жена давно в больнице? — спросил я.
— Третья неделя пошла. А до того все перемогалась, еще с тех пор, как начались дожди.
— Бог даст, поправится.
— Да, все в его воле.
Через дверь я увидел Эдну. Она, по-видимому, только что сполоснула лицо и сейчас на ходу утиралась подолом юбки. Заметив меня, она одернула подол. У меня подкатил комок к горлу. На Эдне была просторная блуза, выпущенная поверх юбки, и старенький шелковый платок на голове. Когда она вошла, я вдруг потерял все свое самообладание. Вместо того чтобы протянуть ей руку, оставаясь сидеть, как подобает мужчине, да еще старшему по возрасту, я вскочил, словно какой-нибудь англичанин, привыкший расшаркиваться перед дамами. Она слегка наморщила лоб, припоминая.
— Я учитель здешней школы, — сказал я хриплым от волнения голосом. — Мы уже встречались с вами, когда мистер Нанга выступал…
— Да, верно, — просияла Эдна. — Вы мистер Самалу.
Я был вне себя от радости.
— Он самый, — подтвердил я и добавил по-английски, чтобы не понял ее отец: — Ваша память не уступает вашей красоте.
— Спасибо, — сказала Эдна.
Возможно, ее домашний наряд или роль хозяйки, которую она теперь играла, делали ее старше, а быть может, она действительно повзрослела со времени нашей встречи. Во всяком случае, сейчас передо мной стояла красивая молодая женщина, а не девчонка-послушница, только что вывезенная из монастыря.
— Да садитесь же, учитель, — сказал Одо, и мне послышалось в его голосе раздражение. Потом он повернулся к дочери и объяснил, что у меня к ней поручение от Нанги. Она взглянула на меня своими большими сияющими глазами.