Стрела гламура

   Благосклонно осматривая кривобоких снеговиков и горбатых, длинноруких, похожих на гоблинов Снегурочек, он одобрительно кивал и без разбору похлопывал по плечам самодеятельных скульпторов и наиболее крупные экспонаты импровизированного музея. Эдя Кунак, которого сопричастность к православной культуре превращала из обезьяны в человека верно, но медленно, пугающе скалился и с трудом удерживался, чтобы не отвесить пинка особенно рослому Деду Морозу, который казался ему до отвращения похожим на продюсера группы «Епархия» Юрия Юбкина. Сам Юбкин, не ангажированный в жюри, с независимым видом трусил в толпе сопровождающих лиц, громогласно рассуждая о великой целительной силе настоящего, классического, искусства, не замутненного новомодными течениями. Отставная балерина Тягун, страдающая от классического, незамутненного недуга под названием «бодун», слабо кивала и высоко подбирала полы искусственной горностаевой шубы, на которую норовил наступить сюрреалист Вихреватый, вьющийся обочь примы мелким бесом.

   От крупных скульптур перешли к средним. Там председатель жюри Константин Аюшкин отечески потрепал по ледяным головам выводок некрупных гномов, а резвящийся Эдя Кунак хохмы ради оседлал карликового ледяного слона.

   – Эдичка, не сиди на холодном, вдохновение отморозишь! – сложив руки рупором, крикнул ему ехидный Юбкин. – Погубишь артистическую карьеру на корню!

   – Со святыми упокой! – зверовидно, в тяжелом металлическом стиле, заухала «епархиальная» подпевка.

   Покрасневший Кунак скатился со слоновьей спины и притворился, будто его очень занимают разглагольствования Аюшкина.

   – Мелкая пластика – это совсем не то же самое, что крупная! – авторитетно вещал тот, рассматривая ночной горшок, вполне натуралистично и добротно вылепленный из снега, расписанный светящимися голубенькими и розовенькими цветочками и покрытый ледяной глазурью.

   Экспонат вызывал у публики живой интерес, в основном практической направленности. Удобства, которыми желали бы воспользоваться многие, находились в здании отеля, при номерах, и более или менее культурной уличной альтернативы им не имелось. Кое-кто с завистью посматривал на ледяную скульптуру Писающего Сноубордиста.

   – Давайте уже закругляться будем, а? – сдавленным голосом попросил сюрреалист Вихреватый, беспокойно переминаясь. – Хочется уже, знаете ли, припасть к благам цивилизации!

   Он с тоской оглянулся на окно своего номера со всеми удобствами и нетерпеливо спросил:

   – Мы тут все осмотрели или как? Давайте уже примем решение о награждении и разбежимся!

   – Уважаемые конкурсанты, все ли представили свои работы на суд жюри? – громко и важно вопросил в толпу Аюшкин, наслаждающийся своей ролью председателя конкурсной комиссии. – Претензии от опоздавших рассматриваться не будут!

   Тяжело сопя, в первый ряд протиснулся припозднившийся конкурсант с обрубком полена. Поверхность деревяшки была равномерно покрыта толстой коркой прозрачного льда, под которой видна была ползущая по срубу большая толстая гусеница, слепленная из снега.

   – Миниатюра «Целеустремленность»! – высоким женским голосом провозгласил конкурсант, торжественно вручая свою работу председателю жюри.

   Аюшкин с испугом посмотрел на целеустремленную гусеницу, удивительно похожую на бледную, жирную свиную сардельку, и поспешно передал высокохудожественное полено Кунаку.

   – Хлеб наш насущный даждь нам днесь! – взглянув на насекомую сардельку, пробормотал православный хард-металлист и ненароком уронил полено на ногу Вихреватому.

   Тот взвизгнул и торопливо подался в сторону, приседая и приговаривая: «Пардон, пардон, я на одну минутку!»

   – А вот еще кто-то бежит! – радостно сказал Кунак, из-под ладони вглядываясь в белую пустошь.

   Аюшкин обернулся и увидел маленького мальчика, который мчал по снегу, как глиссер по воде, рассыпая в стороны искристые брызги и оставляя за собой глубокую борозду.

   – Детское творчество? Ну-ну! – благосклонно молвил мэтр.

   – Брось его! Брось! – донеслось издалека.

   – Похоже, творчество не чисто детское, а семейное! Никак, за отроком мать его бежит! – поправил председателя зоркий Эдя Кунак.

   – Мать его! – небожественно отозвалось в толпе басовитое эхо.

   Ребенок оглянулся на женский окрик, но не остановился, а, напротив, еще прибавил скорости и пролетел сквозь группу жюри, как болид. При этом предмет, который был у него в руках, он все-таки бросил, и Аюшкин машинально поймал подачу.

   – А вот и мелкая пластика! – пробормотал он, повертев в руках холодную прозрачную бутылочку. – Ледяной флакон! Интересно, каким образом авторам удалось создать внутренний объем?

   Дородная женщина, прибежавшая следом за ребенком (предполагаемая мать и соавтор коллективного творчества), мимоходом спросила председателя конкурсного жюри:

   – Тут пацан в голубом не пробегал?

   Получив утвердительный ответ, она тоже умчалась. Ветер, поднятый ею, овеял кислую физиономию экс-балерины, и она взбодрилась настолько, что выдала наконец ответ на реплику Юбкина, прозвучавшую несколько минут назад:

   – Да, мне тоже не нравится современное искусство! – капризно сказала балерина. – Оно такое… Такое…