Не знаю, зачем я это затеяла. В тот момент я ни о чем таком не думала, вообще ни о чем не думала. Мои распущенные волосы завесой скрыли наши лица. Жослен послушно приоткрыл рот под моим нажимом, и наши языки соприкоснулись, пока только кончиками, ласково и робко. Его руки заскользили по моим бокам, и я поцеловала его крепче.
Огонь горел без присмотра, лошади вздыхали и чихали возле входа в пещеру, и их сонное фырканье и редкий перестук копыт были единственными звуками, сопровождавшими нашу любовь. Следовало ожидать, что Жослен будет действовать неуверенно – как кассилианец и девственник, – но он усваивал каждый мой жест с горячим интересом, подхватывая мои дары с трепетным воодушевлением. Он погладил меня по спине, и я заплакала – такая безраздельная любовь таилась в его прикосновении – и в поцелуе распробовала соленый вкус собственных слез. Прежде мне не доводилось выбирать самой. Когда Жослен вошел в меня, я вздрогнула от восторга, и он заботливо отстранился, но я вновь с силой притянула его к себе и полностью растворилась в своем избраннике.
Только в конце я слегка отодвинулась, чтобы посмотреть в его лицо над собой, такое ангелийское и любимое. Лицо моего избранника. Он вскрикнул, изливаясь, – удивленно и восторженно.
Потом поднялся, отошел и уткнулся лбом в стену.
Лежа на шкурах у огня, я следила за ним взглядом, и мое сердце пронизывала странная боль. Жослен, мой кассилианец, мой защитник, прекрасный атлет, чье совершенное тело тяжко изранено на службе мне. Последние события не укладывались у меня в голове, особенно то, что мы вместе блаженствуем здесь, в уютной пещере, живые и обнаженные, а не замерзаем на ледяном ветру, истекая кровью.
– Давай считать, что все это нам снится, – вслух сказала я. – Жослен, представь, что мы просто спим, а завтра проснемся.
Он повернулся ко мне, нахмуренный и мрачный.
– Федра… Я служитель Кассиэля. Я не могу цепляться за свои обеты, пусть даже по крайности нарушил их все, и одновременно поступать вопреки им. Без силы, без поддержки обетов, которые мне прививали с детства, я не выдержу и просто сломаюсь. Понимаешь? Без них от меня ничего не останется!
– Да. – Глаза защипало от слез, но я сдержалась. – Думаешь, я смогла бы продержаться в этом аду, не будь я служительницей Наамах и избранницей Кушиэля? Я тебя понимаю.
Жослен кивнул и сел рядом со мной на импровизированной постели.
– У тебя опять кровь идет. – Я пошарила в сумке в поисках чистой тряпицы, сложила ее в несколько слоев и прижала к ране на боку Жослена, стараясь не смотреть ему в глаза. Теперь прикосновения к его горячей коже воспринимались по-новому.
– Я думал… – начал Жослен, но запнулся и откашлялся. – Значит, не только боль доставляет тебе удовольствие. Не знал.
– Нет. – Я подняла на него взгляд и невольно улыбнулась, умилившись его виду: серьезный и неуверенный, нагой и избитый, с пшеничными волосами, заплетенными в скальдийские косички. – Ты так думал? Я нахожу отраду и в искусстве Наамах, а не только под бичом Кушиэля.
Кассилианец протянул руку, коснулся камня Мелисанды, все еще висевшего на моей шее, и тихо предположил:
– Но зов Кушиэля для тебя громче всего.
– Да, – прошептала я, не в силах солгать. Сжав бриллиант в кулаке, я дернула его вниз, и шнурок развязался. – О, Элуа! Будь это мне под силу, я бы, не задумываясь, вырвалась из-под его власти! – с отвращением выдохнула я и отшвырнула подарок Мелисанды. Он тихо стукнул о каменную стену.
Жослен прищурился во мрак, нерассеянный костром.
– Федра, – увещевающе произнес он, – у нас же больше нет ничего ценного.
– И это тоже никакая не ценность, – упрямо возразила я. – Я лучше умру от голода, чем воспользуюсь подачкой предательницы.
– Правда? – Он сурово посмотрел на меня. – Разве не ты заставила меня поступиться гордостью, лишь бы остаться в живых?
Я немного помолчала, обдумывая его слова.
– Ладно, – пришлось согласиться. – Давай сюда этот проклятый камень, я его сохраню. Буду носить и помнить. Если нам придется покупать себе жизнь, мы им расплатимся. – Мой голос стал громче, зазвенев под сводами пещеры. – А если не придется, приберегу до того дня, когда представится возможность швырнуть его под ноги Мелисанде Шахризай. И тогда она получит ответ на свой вопрос, тогда она убедится, что стрела Кушиэля сильнее его крови!
Жослен молча принес бриллиантовую слезинку и завязал шнурок на моей шее. «Лучше уж он, – думала я, поднимая волосы, чтобы ему было удобнее, – чем все остальные, кто уже накидывал на меня эту петлю».
Закончив, он ласково погладил меня по спине.
– Жаль, что тебе не удалось завершить туар, – прошептал Жослен. – Знаешь, он очень красивый. Как и ты.
Я повернулась, чтобы посмотреть ему в глаза.
Он лукаво улыбнулся.
– Пусть мне и довелось сбиться со строгого пути Кассиэля, – тихо произнес он, – по крайней мере я утешаюсь тем, что утратил целомудрие в объятиях несравненной куртизанки, достойной королей.