Стрела Кушиэля. Битва за трон

Город Элуа мы покинули по хорошей погоде: из-за ранней оттепели воздух повлажнел, и дул теплый ветерок. Несмотря на страх перед грядущим путешествием, усевшись в седло, я обрадовалась. Уж поверьте, нет ничего хуже ожидания, когда жуткие вымыслы пожирают разум, как вороны – падаль. И после ледяного ужаса Скальдии Древний лес казался почти дружелюбным.

Первый день прошел без происшествий. Нам встретились только несколько молчаливых  фермеров, горбящихся над яровыми на своих полях. Добравшись до лесной дороги, мы оказались на ней единственными путешественниками.

Из Гиацинта получился прекрасный попутчик. Он взял с собой небольшой тамбурин и в дороге наигрывал веселый мотивчик. После нашей с Жосленом жуткой гонки в мертвом безмолвии, когда мы на пределе сил скакали, охваченные отчаянием, такая беспечность казалась глупой и даже опасной, но умом я понимала, что Гиацинт прав. Тсыгане ничего не делают тишком, а шум маскирует не хуже тишины.

После привала обнаружился первый признак того, что на этой дороге у нас имелись предшественники: кострище у ручья. Судя по кусочкам металла на выжженной земле, след оставила походная кузня, а ведь тсыгане славятся искусной ковкой. Гиацинт принялся дотошно осматривать местность и вдруг победно воскликнул. А когда мы с Жосленом подбежали, махнул рукой на воткнутую в землю расщепленную палку, один конец которой указывал на запад.

– Чайдроу, – кивнул Гиацинт. – Мы на верном пути.

И мы поехали дальше, следуя за тсыганскими метками, которые он находил. Вскоре и мы с Жосленом научились их замечать. Не стану вдаваться в подробности того путешествии, поскольку дни проходили без особых происшествий. Гиацинт многое рассказал нам о тсыганах, готовя к предстоящей встрече с табором. В свою очередь я научила спутников нескольким словам на круитском языке. Он дается сложнее скальдийского, поскольку содержит несколько звуков, которых в ангелийском языке нет. Я всегда недоумевала, зачем Делоне заставил меня вызубрить варварское наречие; забавно, что та наука вдруг остро пригодилась.

На привалах я перечитывала дневник принца Роланда, который королева вручила мне накануне отъезда. Из этой тонкой книжицы я узнала наконец полную историю рокового романа, сподвигшего Анафиэля Делоне посвятить свою жизнь защите интересов Исандры де ла Курсель и сделать меня той, кем я стала – куртизанкой, умом не уступающей самым опасным придворным.

Принц и мой будущий господин познакомились в Тиберийском университете – об этом мне было давно известно. Но дневник заставил меня посмотреть на Делоне другими глазами. Показал мне его красивым, порывистым юношей, одержимым жаждой познания. Прежде я не представляла, каким он был в молодости. Меня удивили его стихотворения, бережно записанные Роландом де ла Курселем: едкие остроумные эпиграммы, высмеивающие как студентов, так и преподавателей. Оказывается, это Роланд начал звать его Делоне, намекая на девичью фамилию его матери и на легенду об эйсандинском рыбаке, которым прельстился сам Элуа. Когда же Роланд и Делоне стали парой –  я краснела, читая  этот эпизод и гадая, как восприняла его Исандра, – университетские преподаватели ввели в обиход прозвище «Антиной» в честь возлюбленного древнего тиберийского императора.

Дневник прояснил мне и характер самого Роланда, великодушного и бесшабашного. Он предавался радостям любви, не думая о возможной расплате, и руководствовался скорее заповедями Благословенного Элуа и старомодными понятиями о гордости и чести, нежели политическими интригами королевских династий. Могу себе представить, как обожал Делоне это беспечное благородство неспособного хитрить принца, и в какое отчаяние оно его приводило.

Смерть Эдми де Рокай развела их. Уже после университета, после того как отец отрекся от Делоне, из-за чего тому пришлось взять девичью фамилию матери.

Как ни странно, мы с Гиацинтом, строя догадки, довольно близко подобрались к истине: действительно, сьовальские Дома Рокай и Монрев – до сих пор странно думать, что Делоне от рождения звался иначе, – многое связывало, а Анафиэль и Эдми с детства дружили. Родителям удалось просватать Эдми за наследного принца благодаря доброй славе Дома Рокай и родственным связям с королевским домом Арагонии.

Помолвка всем казалась удачной; молодые люди питали друг к другу нежные чувства, а Эдми была согласна пренебречь страстью в обмен на то, чтобы в будущем стать королевой Земли Ангелов и матерью наследника престола.

А потом она погибла на охоте.