Пытка — это еще мягко сказано. Хотя Йен находил любой возможный повод, чтобы проводить как можно больше времени за пределами палатки, всякий раз, когда входил внутрь и видел жену (или до него доносился слабый аромат ее духов), он чувствовал, что решимость дает трещину. Если дело так пойдет и дальше, то очень скоро от его твердого решения ничего не останется.
Два дня назад он совершил ужасную ошибку — вернулся в палатку после завтрака и застал ее в ванне. Маргарет как‑то удалось уговорить парня, выполнявшего обязанности его оруженосца, позаимствовать чью‑то деревянную ванну. К сожалению, та была маленькая и почти ничего не скрывала. Йен успел оценить шелковистую кремовую кожу, прежде чем развернулся и вышел, вернее — вылетел из палатки. С тех пор соблазнительное видение преследовало его постоянно — и днем, и ночью.
Ему было все труднее напоминать себе о том, что прикасаться к жене не следовало ни в коем случае. Надоедливый внутренний голос постоянно нашептывал, что можно сделать все, что захочется, а потом все равно расстаться с ней.
«Это всего лишь похоть, — твердил себе Йен. — Да, похоть — и ничего больше». К тому же прошло уже шесть лет, и он научился вполне прилично владеть собой, так что чувства не захлестнут его.
Но, с другой стороны… Если Маргарет позовет его в свою постель, чего она не станет делать, поскольку больше не смотрит на него как на лакомство, возникнут дополнительные сложности в их отношениях.
Аннулирование брака больше не рассматривалось. Йен не мог сделать своего сына ублюдком. Оставалась весьма неоднозначная перспектива развода. А развод — дело сложное, и могло занять годы, но другого выхода не было, если он хотел от нее избавиться. А он ведь хотел, не так ли? Он ни о чем другом не думал в течение шести лет.
Но увидеть ее снова…
Это оказалось труднее, чем он думал. Труднее, чем следовало, черт бы все побрал! А Эхан удвоил трудности. Йену хотелось узнать сына. Он не мог просто посмотреть на него — и уйти. И не мог отобрать у матери.
Ад и проклятье! Что же делать?
Когда прибыл Брюс с остальными гвардейцами — через три мучительных дня после водворения Маргарет в его палатке, — Йен уже дошел до последней черты. Он постоянно находился в мрачном настроении — отвратительном настроении, если быть точным. Даже Ламонт избегал его.
Йену не терпелось привести в действие свой план. Чем скорее завершится осада, тем скорее его сын окажется на свободе, и тогда он, наконец, сможет избавиться от женщины, которая искушала его, доводя до безумия.
Хотя Эдвард Брюс первым встретился с королем, и тот пришел в ярость, узнав, что Маргарет в лагере, Йен сумел уговорить Роберта Брюса, и тот позволил гвардейцам сделать попытку захватить замок с помощью военной хитрости. После подобных же успехов в других замках король доверял суждению своих отборных воинов. Роберт Брюс терпеть не мог осад и не меньше Йена стремился покончить с этим замком побыстрее. Как только Дамфрис падет, остальные замки Галлоуэя едва ли будут стоять насмерть. Королю не терпелось заняться самыми крупными призами — замками Стерлинг, Эдинбург и Роксбург. После этого позиции англичан в Шотландии существенно ослабеют, и королевство будет принадлежать ему.
Но сначала следовало положить конец господству Макдауэлла в Галлоуэе. План Йена был прост, и потребовалось совсем немного времени, чтобы обсудить детали. Маргарет же сообщила кое‑какие дополнительные подробности о замке. Впрочем, Йен и так его хорошо помнил.
Затем воины покинули палатку короля, чтобы отдохнуть, поесть и приготовиться к захвату замка, который должен был состояться ночью. Кроме девяти членов гвардии — Маклауда, Максорли, Кэмпбелла, Макруайри, Маккея, Сазерленда, Ламонта, Бойда и Йена — в нападении должны были принять участие Дуглас и Рэндолф.
Йен шел рядом с Дугласом, когда услышал, как Максорли тихо присвистнул.
— Проклятье, Гарпун, это она?
Йен проследил за взглядом Максорли и замер, увидев знакомые рыжие пряди, сиявшие под лучами закатного солнца словно золото. Он похолодел, но не из‑за того, что на Маргарет опять не было вуали, а из‑за близости ее прелестной головки к другой. Йен прищурился, пытаясь разглядеть стоявшего рядом с ней темноволосого воина.
— Да, — буркнул он. — Это она.
Максорли улыбнулся и тихо сказал:
— Внешность, говорят, обманчива. Знаешь, трудно поверить, что она легко отправила на смерть множество людей.
Йен подавил желание защитить жену. Он знал, что друг не поймет. Черт возьми, он и сам ничего не понимал.
— С кем она разговаривает? — спросил Бойд. — Знакомое лицо.
Дуглас нахмурился и буркнул:
— Это Том Макгован.
Брови Бойда взлетели на лоб.
— Тот самый друг детства, о котором твоя сестра рассказала моей жене?
Лишь немногие осмеливались бросить испепеляющий взгляд на одного из самых могучих воинов Шотландии, но Дуглас сделал именно это.
— Да, он сын кузнеца из нашей деревни. Мы дружили до того, как я стал оруженосцем Ламбертона, но сейчас он мне не друг.
Горячность Дугласа говорила сама за себя. Йен предположил, что враждебность Дугласа как‑то связана с его сестрой Элизабет.