Стрела на излёте

 - Ей? А тебе? - Мэлин покачал головой, - что ты сделал с собой, мальчик? Зачем?! Тебе, единственному среди живущих, была дана свобода! С самого рождения!

 - Я выбрал, - спокойно ответил Ларион, - право выбирать - это ведь тоже свобода, - но Мэлин слишком хорошо знал своего племянника, чтобы поверить этому обреченному спокойствию.

 Перед его внутренним взором сверкал невыносимо яркий камень безупречной огранки, семигранный наконечник копья, семь чистых, глубоких цветов: алый, зеленый, синий, желтый, белый, серебряный, черный. Нет места для оттенков и полутонов, все беспощадно ясно. Еще одно живое оружие. Сила, невероятная, невыносимая, пульсировала на острие, и Мэлин понимал, чего стоит мальчишке удерживать в себе эту мощь, не позволяя сорваться раньше времени.

 Ларион все так же бесстрастно сказал:

 - Ты убил Ирэдила.

 - Он первый начал.

 - Верю. Но его смерть спустила лавину. У нас не осталось времени, ни у него, ни у меня, - и вдруг, на мгновение, в нем проглянул прежний Ларион, голос дрогнул, а по сверкающим граням прошла легкая рябь:

 - Я видел отца.

 Мэлин только кивнул, потом сказал негромко, сам себе:

 - А я-то думал, что быть Аэллином уже достаточное проклятье. Но нет предела совершенству. Ларион, послушай, это, конечно, бесполезно, не могу же я один переубедить Семерых и твоего покойного батюшку, но все же! Ты свободный маг, это твоя суть, твоя природа. Они могут наполнить и переполнить тебя силой, но даже Семеро не способны изменить твое естество. Ты ничего им не должен.

 - Но это и есть я, - все так же спокойно объяснил Ларион. Он легко соскользнул с подоконника, выпрямился во весь рост, оказавшись чуть выше Мэлина.

 - Они используют тебя!

 - И что же? Моя мама создала тебя и родила меня, чтобы использовать, разве не так? Но на нее ты не сердишься. Вся моя свобода, о которой ты так много говоришь, это свобода выбирать, кому служить.

 - Неправда! Твоя мать любит тебя.

 - Я знаю. Тебя она тоже любит. Но это ничего не меняет, - Ларион отвернулся к окну, не желая продолжать разговор.

***

 - Он прав, - тихим, безжизненным голосом произнесла Далара, - это ничего не меняет. Я создала своего сына, и его отца, и тебя - всех вас. Гналась за своей мечтой, не думая, чем вы будете расплачиваться. Я предала его задолго до рождения, и теперь он убивает себя от отчаянья.

 Мэлину захотелось схватить ее за плечи и как следует встряхнуть:

 - Просто так приплод рожают только кошки. Людям свойственно возлагать на потомство надежды. Лорд растит из сына правителя, крестьянин - работника, мастер - преемника. Вся разница только в том, что у тебя был способ обеспечить исполнение этих надежд, а простые смертные действуют наугад. Что вырастет, то вырастет, кому повезет, а кому нет. Уж позволь мне самому решать, кто меня предал и ради чего, и хочу ли быть тем, кем являюсь.

 - Ларион уже решил.

 - Он решил! - Мэлин всплеснул руками. - Мальчишке еще десяти лет не исполнилось, и он уже решил! Ты думаешь, что если он вымахал за одну ночь, то и ума в голове прибавилось?

 Далара нахмурилась, а Мэлин продолжал, уже спокойно:

 - Ларион - ребенок. Семеро собираются использовать его, а ты отошла в сторону и каешься в старых грехах, вместо того, чтобы защитить своего сына.

 - Но что я могу сделать?! - В отчаянии выкрикнула измученная женщина.

 - А это уже другой вопрос, и ответа я на него пока что не знаю. Но чтобы ни случилось, я стану за его спиной. Да, кстати, твоя прабабка жива и думаю, что здорова, чего не скажешь про вашего короля, а я опять вернулся, и на этот раз не буду тратить время на глупости. Иди сюда.

 Он притянул эльфийку к себе, уткнулся подбородком в ее макушку, и с горечью заметил, что в разноцветных прядях прибавилось серебра. Закрыл глаза, с жадностью вдохнув знакомый, чуть горьковатый запах ее духов, положил руки на спину, начал неспешно разминать закаменевшие плечи, а потом потянул вниз, на старый, выцветший, но по-прежнему мягкий кавднийский ковер.

***

 Танкерд Маллар, граф Вонварда, годился графу Инваноса в отцы, а то и в деды. Сухой, жилистый старик не скрывал своего раздражения и сердито выговаривал Эльвину, которого помнил еще младенцем на руках у матери:

 - И чего только зря время тратим, а? Знал бы, что на пустую болтовню зовешь, не приехал бы. Ишь! В-е-е-е-рность, прися-я-я-га, импе-е-е-ерия! - Ядовито передразнил он молодого графа, - где та верность и присяга были, когда покойник, чтоб ему на том свете песок пятки поджарил, Вильена добивал?

 Эльвин сжал губы, но сдержался и не стал напоминать, что дружина графа Вонварда участвовала в этом самом "добивании" наравне с прочими. При живом Элиане Танкерду и в голову не пришло нарушить присягу. Зато теперь, как кот сдох - у мышей танцы. Он обернулся за поддержкой к графу Айна, но и тот лишь покачал головой, заметив рассудительно: