Стрела на излёте

 Раскаленное железо снова коснулось кожи, глухой крик заметался по камере, ударился в стену и затих. Палач выругался про себя: да что ж такое?! Как же не хотелось ему браться за это дело, но испугался - уж если королева своего министра не пощадила, то допросчика и подавно жалеть не станет. Да и толку-то? Он откажется, найдут, кому поручить, а подмастерье тут не справится, осторожно ведь надо, министр старик уже, да после удара. Может, на то и рассчитывал?

 В боли самой по себе не было ничего нового. Он мог ее выдержать, пока что мог. Но осознание, что можно прекратить эту пытку в любой момент, убивало. Никогда раньше он не был властен над своей болью, теперь же стоило только заговорить, и все закончится. Но говорить было нельзя. Не сейчас, еще не сейчас. Внутренние часы отсчитывали минуты, перетекающие в часы, казавшиеся вечностью. Саломэ не поверит, если он сдастся сразу, он слишком хорошо ее обучил.

 По груди начала разливаться знакомая горячая тяжесть, а голову, напротив, охватила звенящая легкость. Пора, иначе он не успеет. И вытолкнув из горла ком, он просипел, не узнавая собственный голос:

 - Достаточно, - палач с облечением остановил занесенную руку.

 С каждым словом тяжесть в груди нарастала, усиливался звон в ушах, он уже не слышал, что говорит, видел только, как допросчик торопливо черкает пером по бумаге. Сейчас, еще немного, еще несколько фраз, но огненный шар, заполнив всю грудь, наконец взорвался, он задохнулся от острой, пронзившей все тело боли, и замолчал.

 Палач положил пальцы на шею, пытаясь нащупать пульс, покачал головой. Вот и все. Хорошо, если королеве хватит того, что он записал. Спрашивать больше некого.

Глава 27

 Обычно береговое братство собиралось четыре раза в год. Обсуждали последние новости, вернее, обменивались сплетнями, платили налог, заносили в списки новых капитанов, а так же погибшие корабли и расходились до следующего раза. Но то было раньше, а как началась эта дурацкая война, Корвин принялся созывать капитанов каждый месяц, и ничего хорошего эти встречи не приносили - только новые подати да приказы, и людей на сбор приходило все меньше. Велика радость штаны протирать, если все равно слушать не станут! В мирное время решения принимали большинством голосов, но сейчас война, возмутишься - моргнуть не успеешь, как на рудники отправят, а то и вздернут под горячую руку.

 Но сегодняшнее собрание созвали без ведома главы братства - три старейших капитана воспользовались своим правом. Корвина даже не известили, хотели, да не нашли - уехал куда-то по делам. Оставили бумагу, честь по чести, но собрание отменять не стали. Угрюмые мореходы рассаживались по местам - в последнее время на море, как и на суше, царило затишье. Кавднийцы в бой не лезли и перестали нападать на купцов. В то, что война закончилась, не верилось, но передышка пришлась как раз кстати, на сбор успели капитаны, патрулировавшие прибрежные воды.

 Глашатай провел перекличку - отозвалось больше двух третей от полного списка, и ударил в гонг. Моряки молчали, переглядывались в ожидании, кто же заговорит первым, хотя и понимали, для чего пришли сюда сегодня. Однако капитаны, кинувшие клич, молчали, а на круг вышел человек, которого меньше всего ожидали здесь увидеть. Узнали его по родовым цветам да фамильному золоту волос, но удивились - младший сын герцога Айона и капитаном-то не был, всего год отплавал и уехал с посольством в Ландию. Но выступить ему все же позволили. Айвор обвел взглядом собравшихся:

 - Я говорю с вами от имени своего отца, а так же по поручению герцога Астрина и графа Айна. Король, ныне покойный, втянул нас в войну, бессмысленную и непосильную как для империи, так и для Кавдна. Столетиями мы делили море, места хватало для всех, а тех, кто не желал делиться, мы всегда могли призвать к порядку, - по залу пронесся смешок: Владетель Кавдна хоть и величал себя "Господином Морей" среди прочих титулов, но галеры его флота в открытый бой с кораблями берегового братства предпочитали не ввязываться, а если пирата брали на горячем, то кавднийцы открещивались от несчастного, даже не пытаясь защитить. Айвор подождал, пока веселье утихнет, и продолжил:

 - Эта война не нужна никому, даже королю. Он, как вы знаете, умер, - и снова по залу разнесся смех, - так стоит ли следовать его примеру? Ради чего мы отнимаем пропитание у своих жен и детей, лишаем куска хлеба вдов и сирот? Чтобы сумасшедшие военачальники топили в море железные корабли? Или чтоб герцога Квэ-Эро упаси Семеро, в нехватке верноподданности не заподозрили? Глава берегового братства лишь первый среди равных. Его избирают для того, чтобы он говорил за всех нас, а не за себя. Я попросил собрать сегодня братство, чтобы услышать ваши голоса - чего вы сами хотите для себя и своих кораблей! Солдаты уже разошлись по домам, война на суше закончилась. Хотите ли вы и дальше умирать во славу мертвого короля или будете жить? Черный камень - война, белый - мир.