Стража ввела арестанта и поставила перед столом министра. Чанг неторопливо окинул закованного пленника взглядом - Тейвор не пожалел железа, цепи разве что кругами не намотали, непонятно, как он вообще стоял под таким грузом. Внешний вид соответствовал - осунувшееся лицо, серые слипшиеся сосульки волос на лбу, черные круги под глазами. И взгляд, мертвый, холодный взгляд человека, потерявшего все. С покойником разговаривать бесполезно, ему нечего желать, и некого бояться.
Министр брезгливо сжал губы:
- Приведите его в порядок, Эйрон, накормите, а потом приведите снова. И ради Хейнара, снимите с него цепи. А то не человек, а передвижная кузница.
Лейтенант вернулся через два часа, сделав все возможное. Новая одежда, повязки на стертых наручниками запястьях, волосы оказались чистого золотого оттенка, как солнечные блики, рассыпанные в ясный день по озерной глади. А в синих глазах блеснула предательски зеленая искорка, и тут же погасла. Но Чанг успел заметить. Хорошо, прекрасно, с возрождением надежды возвращается способность испытывать страх. Сейчас станет ясно, стоит ли этот человек хлопот. Но как же похож... министр покачал головой, отгоняя непрошенные воспоминания. Прошло тридцать лет.
Чанг вернулся к своим бумагам - пусть заговорит первым. Ждать пришлось недолго:
- Любуетесь на плоды своих трудов, господин министр? Неутешительно, неправда ли? Не так-то просто отбирать у людей последний кусок хлеба. Весь план пошел насмарку.
- У вас хорошее зрение, молодой человек, - Чанг взял лист с докладом, лежавший на краю стола и убрал в папку.
- Что вам от меня нужно?
Министр прикрыл глаза - они, должно быть, хорошо смотрятся рядом. Высокие, светловолосые, ясноглазые.
- Вы уже знаете, что вас казнят, не так ли? Но не думаю, что вы задумывались о последствиях своего предательства. А могли бы, ведь именно вы укрыли семью графа Виастро.
У Айвора побелели губы:
- Я собирался погибнуть в бою.
- Что не отменяет закона о преступном родстве. До седьмого колена. В вашем случае отсчитывать седьмое колено некуда, разве что назад, но если его величество решит включить родство по женской линии... Вы разозлили его достаточно сильно, чтобы такое желание появилось. А ведь он еще не знает всех ваших достижений.
Айвор рванулся вперед, но стражник успел схватить его за плечо и грубо швырнул на пол. Министр только покачал головой, встал из-за стола, подошел к лежащему на полу человеку и посмотрел сверху вниз:
- Вы серьезно думали, что сможете скрыть столь, кгм... значительное событие? Ах да, вы же собирались погибнуть в бою, так что это не имело значения. Какая разница, что потом будет с дамой, главное, что вы украли у судьбы заветную ночь. Или дама тоже должна была убить себя? Спрыгнуть со стены, выпить яду, или еще что-нибудь столь же романтичное?
- Вы не скажете королю. Слышите, Чанг? Если у вас осталась хоть капля совести, после того, что вы сотворили с Ландией, вы будете молчать! Вам ведь нужно, чтобы брак с принцем был законным? Ну так к свадьбе он таким и будет! Какая разница!
- Действительно, никакой. Поднимайтесь, герой. Надо же! Взывать к моей совести, - министр покачал головой.
- Не к чести же. Вот уж чего у вас точно не осталось, с таким государем. Чего вы добились, уничтожив Ландию? На год отсрочили крах. Продержитесь зиму на украденном зерне, а что потом? Неужели вы не понимаете, что ландийцы не станут для вас пахать и сеять? Они уйдут в леса, спрячут все что можно и сожгут все, что не получится спрятать. Они не будут вашими рабами!
Чанг молча ждал, пока Айвор поднимется с пола, потом ответил:
- Год - это мало, по сравнению с вечностью. Но для империи - это еще 365 дней относительного покоя. Это тысячи спасенных жизней.
- И эти жизни для вас важнее тех. Да кто вы такой, чтобы взвешивать людей, как скот?! Этих на убой, а тех еще год откормим, пусть жир нагуляют?
- Я, как и вы, всего лишь человек. А будущее знает только Эдаа. Неизвестно, что произойдет через год. Я не знаю даже, что случится завтра. Могу только предполагать.
- И все же, - Айвор заставил себя успокоиться, - что вам от меня нужно, господин министр?
Чанг усмехнулся, левая его щека при этом неприятно дернулась, и посмотрел куда-то поверх его головы, на стену:
- Мне нужна Ландия. И вы мне ее дадите. Покорную и послушную. Вы будете собирать зерно, платить дань, замирять мятежников, или вешать, мне все равно, на ваше усмотрение. Вы станете наместником Короны в Ландии, будете управлять страной от имени принца до его совершеннолетия.
- Я? Вы с ума сошли. Ради чего?
- Ради вашей государыни, Айвор. Вы клялись, что отдадите за нее жизнь. Это легко. Как насчет души? Семь лет рабства. Все, что я могу вам обещать. Но рабства вдвоем. Решайте.
Айвор замолчал, надолго, опустил голову, рассматривал повязки на своих руках, словно не понимая, откуда они взялись, потом повернулся, отследив взгляд министра - с портрета на него смотрела, улыбаясь, Энрисса Златовласая. Наконец, спросил, едва расслышав собственный голос:
- А что потом?
- То, к чему вы так стремились. Но быстро и безболезненно.