Егор Иваныч прямо преобразился. Он долго и горячо обсуждает с заместителем директора базы плохое качество бетонного покрытия полов в сараях. «Как же вы, друзья дорогие, могли принять такую работу от строительной организации?!» Потом они ходят из одного сарая в другой, обсуждая какие-то дефекты в конструкции водяного желоба, по которому подается рыба. Затем он тащит меня и заместителя директора к лаборантке, придирчиво добивается у нее, известна ли ей последняя инструкция о проверке качества малосоленой рыбы, осматривает более чем скромное оборудование ее лаборатории…
По правде говоря, это вмешательство в дела, которые его совершенно не касаются, кажется мне несколько странным, даже назойливым. В облисполкоме он работает в отделе культуры, ну и интересовался бы, если уж на то пошло, киноустановкой, красным уголком, библиотечкой…
Я оставляю Егора Иваныча во время его спора с лаборанткой и ухожу на берег бухты. Собираю раковины, похожие на розовые поросячьи ушки, нахожу великолепного, начисто вымытого океаном и высушенного солнцем краба. Кругом ни души. Только чайки кружат над бухтой и плачут, плачут. Начинается прилив. Волны все выше, все шумнее накатываются на берег…
Вернувшись, застаю Егора Иваныча у конторы базы и сразу вижу по его лицу: человек не только взволнован, но даже чем-то расстроен. Кроме замдиректора, возле него еще какие-то люди. На одного из них, рыхлого, суетливого человека, Егор Иваныч изливает свое возмущение:
— И все-таки не могу понять, товарищ, как вы так спокойно отнеслись к этому! По прихоти заведующей столовой рабочие сегодня оставлены без ужина!
Суетливый человек — он представитель торгующей организации, в ведении которой находится и рабочая столовая, — мнется, жмется, разводит руками.
— Я уже объяснял вам, товарищ уполномоченный, — говорит он, — что дело отнюдь не в прихоти заведующей столовой… Испортился водопровод, в столовую не подается вода…
— Во-первых, никакой я не уполномоченный. Просто такой же коммунист, как и вы. Во-вторых, вы сами сказали, что нужно всего пять-шесть ведер воды. А рядом со столовой — источник. Вот вам и «отнюдь»…
— Не могу же я заставить заведующую…
— Принести пять ведер воды? Можете, если она сама не понимает. Да и заставлять не нужно, разъясните ей, что рабочие не должны остаться без ужина. А если она такая уж хилая, слабая, разве нельзя помочь ей принести воды?
Все, и я в том числе, идем искать заведующую столовой. Мы встречаем ее возле магазина. Она прижимает к пышной груди какие-то кулечки, две пачки печенья. Это молодая, сильно подкрашенная особа, в модной вязаной кофточке василькового цвета. На ее полной белой руке золотые часики. Голова в желтеньких мелких кудряшках.
Она кокетливо улыбается нам. Но, как только узнает, чего от нее хотят, лицо ее приобретает щучье выражение, а голубенькие глазки становятся колючими.
— Не обязана я таскать воду! — кричит она. — Никто не в праве заставить меня таскать воду!
— Вы обязаны — это ваша прямая и святая обязанность — кормить рабочих, — говорит Егор Иваныч. — Что? Кто же вас запугивает? Что вы!.. От столовой до источника пятнадцать метров. Две здоровые молодые женщины — вы и уборщица — шутя принесут пять ведер воды. Что? Не успеете? До ужина остался один час? Вполне успеете! Конечно, лучше было бы пораньше заняться этим делом. Но и теперь успеете. Вермишель есть у вас? Мясные консервы тоже есть? Отлично!.. Приготовьте вермишель с мясом. Горячее молоко. Чай.
— Анфиса Павловна, — говорит суетливый человек, — я пришлю рабочего, он поможет…
— Я бы не отрывал рабочего, — говорит Егор Иваныч, — но в конце концов дело ваше…
Мы направляемся к красному уголку.
Анфиса Павловна стоит со своими кулечками, молча смотрит нам вслед.
Прошло не более получаса. Егор Иваныч побеседовал с киномехаником. Мы снова идем по улице.
Над толевой крышей низкого длинного строения, стоящего в стороне от поселка, — в нем помещается рабочая столовая — вьется белый дымок. Похоже, варится вермишель!..
Егор Иваныч легонько толкает меня в бок локтем, усмехается.
И в эту минуту до конца становится ясной сущность этого человека.
В тридцать четвертом году он приехал на Камчатку по мобилизации ЦК партии — на работу в политотделах рыбной промышленности. С той поры — вот уже в течение более четверти века — живет он на Камчатке, навсегда связав с ней свою судьбу, как, впрочем, и большинство других мобилизованных, по сей день работающих и в рыбной промышленности, и на партийной, и на хозяйственной работе. Это костяк партийных кадров области.
Изъездил он Камчатку вдоль и поперек. Знает людей, их нужды. В какой бы далекий район ни заехал, он везде как дома. Он знает и любит природу Камчатки. И ему до всего есть дело — до всего, что происходит на этой земле, ставшей ему родной, — до хорошего и до плохого. Хорошему он порадуется, поможет. Плохое постарается исправить.