Стрела Времени

In fact, the industrial mechanization that became a characteristic feature of the West first began in the Middle Ages. The greatest source of power available at the time—water power—was aggressively developed, and employed to do ever more kinds of work: not only grinding grain but fulling cloth, blacksmithing, beer mashing, woodworking, mixing mortar and cement, papermaking, rope making, oil pressing, preparing dyes for cloth, and powering bellows to heat blast furnaces for steel. All over Europe, rivers were dammed, and dammed again half a mile downstream; mill boats were tethered beneath every bridge. In some places, cascades of mills, one after another, successively used the energy of flowing water.

Говоря по правде, механизация промышленности, ставшая позднее важнейшей отличительной особенностью Запада, зародилась именно в Средневековье. Самый мощный источник энергии, доступный в то время, — сила текучей воды — использовался практически повсеместно для выполнения разнообразной работы. С помощью водяного привода не только мололи зерно, но и валяли сукно, ковали железо, пилили доски, творили цемент и известь, делали бумагу, сучили веревки, выжимали масло, готовили красители для ткани. Вода качала мехи, которыми производился поддув в доменные печи для получения стали. По всей Европе реки были запружены, и порой эти запруды отделяло одну от другой каких-нибудь полмили Барки-мельницы были пришвартованы под каждым мостом. В некоторых местах строились целые каскады мельниц, каждая из которых получала стремительно текущий поток воды от строения, находившегося выше по течению.

Mills were generally operated as a monopoly, and they provided a major source of income—and of conflict. Lawsuits, murders and battles were the constant accompaniment of mill activity. And here was an example that showed—

Мельницы обычно обеспечивали основной источник дохода, являлись своеобразными монополиями и наиболее частой причиной конфликтов своего времени. Их работа сопровождалась непрерывными судебными процессами, убийствами и сражениями. И сейчас перед глазами у него находился выразительный пример всего этого.

“And yet,” Marek was saying, “I see the mill is still in the hands of Lord Oliver, for his pennant flies from the towers and his archers man the battlements.”

— И все же, — услышал он голос Марека, — я вижу, что мельница все еще в руках лорда Оливера: вон на башне его вымпел, а на стенах можно разглядеть его ратников.

“Oliver holds the mill bridge,” the monk said, “because the bridge is close to the road to La Roque, and whoever controls the mill controls the road. But Arnaut will soon take the mill from them.”

— Оливер удерживает мельничный мост, — объяснил монах, — потому что он находится рядом с дорогой, ведущей в Ла-Рок. Тот, у кого мельница, владеет и дорогой. Но Арно скоро отберет у них мельницу.

“And return it to you.”

“Indeed.”

“And what will the monastery do for Arnaut in return?”

— И вернет ее вам.

— Так и будет.

— А чем же монастырь отблагодарит Арно за возвращение мельницы?

“We will bless him, of course,” the monk said. And after a moment, he added, “And we will pay him handsomely, too.”

— Мы будем молиться за него, — ответил монах. И после краткой паузы добавил:

— И разумеется, дадим ему достойное вознаграждение.

They passed through a scriptorium, where monks sat in rows at their easels, silently copying manuscripts. But to Marek, it looked all wrong; instead of a meditative chant, their work was accompanied by the shouts and banging of the game in the cloister. And despite the old Cistercian proscription against illustration, many monks were painting illustrations in the corners and along the margins of manuscripts. The painters sat with an array of brushes and stone dishes of different colors. Some of the illustrations were brilliantly ornate.

Они прошли через скрипторий, где в тишине склонялись над стоявшими в несколько рядов пюпитрами монахи, переписывавшие рукописи. Мареку показалось, что этот процесс проходит совершенно не так, как подобает: работу переписчиков сопровождали не благочестивые молитвенные песнопения, а крики и грохот ударов, доносившиеся с площадки для игры в мяч. Кроме того, несмотря на исконный цистерцианский запрет иллюстрировать рукописи, несколько монахов украшали поля и углы манускриптов картинками. Рядом с живописцами стояли горшки со множеством кисточек и каменные блюдечки с различными красками. Даже на ходу можно было заметить, что некоторые иллюстрации отличаются совершенством выполнения.

“This way,” the monk said, and led them down a staircase and into a small sunlit courtyard. To one side, Marek saw eight soldiers in the colors of Arnaut, standing standing in the sun. He noticed that they wore their swords.

— Сюда, — сказал монах и провел их вниз по лестнице в другой внутренний двор, на сей раз маленький; он был залит лучами утреннего солнца. Возле одной из стен Марек увидел восемь солдат в цветах Арно, гревшихся на солнце. Он обратил внимание, что те были с мечами.