Стреляющий компромат

-- Обязательно! Можешь не сомневаться - я чту любые законы, особенно те, который приносят выгоду... Насколько я понял, ты не собираешься делиться со мной информацией о заговоре?

-- Как только Людмила вместе с украденными дискетами вернется на свое рабочее место, все выложу. И не только о заговоре... Что касается газетного об"явления...

-- Завтра же "уважу" просьбу дерьмового рекетира - оповещу о желании купить "антиквариат"... И доставлю тебе шлюшку. В неразобранном состоянии с дискетками в зубках...

-- Договорились.

Николаев понимающе моргнул. Видимо, расколоть брата не удастся, интересующие главарей криминальных структур московского региона сведения придется добывать иными путями. И не только законными. Отдавать Молвину собранный им компромат Сергей Степанович не собирается. Это все равно, что вручить миллионы баксов или ключи от офиса, престижной семикомнатной квартиры и нового "мерседеса". Слишком будет жирно!

А вот секретаршу придется вернуть - окончательно портить отношения с помощником советника Президента не стоит, он еще может понадобиться. И - не раз.

Завтра же необходимо активизировать поиск чертовой Новожиловой.

Интересы братьев пересеклись в разных плоскостях. Молвина, в основном, интересовала девушка, Николаева - дискеты с копраматом. Егор Артемович понимал - в случае необходимости брат уничтожит носительницу секретов, но был бессилен защитить ее. Единственно, что он сделал - нацелил на поиски силовиков. Надежда, конечно, мизерная - в нынешней ситуации кримимальные структуры обладают значительно большими возможностями, нежели правоохранительные органы. Но выхватить из под носа Николаева записанные файлы и уберечь от бандитской расправы Людмилу - просто необходимо.

Утром следующего дня от перрона Курского вокзала отошел экспресс "Москва - Новороссийск". В третьем вагоне заняли места частный детектив Виктор Чегодин и его "конвоир" Семен Вертаев. В пятом - два николаевских пехотинца - Зуб и Хитрый. В седьмом - посланец федеральной службы безопасности майор Паршин и сопровождающие его телохранители.

Все эти три группы обязательно должны встретиться, ибо у частных сыщиков и николаевских пехотинцев маршрут одинаков - Тихорецк, а Чегодин и Вертаев используются в качестве натасканных собак, идущих по следу. Что касается Паршина, он действует по заданию Молвина, который по привычке остался в тени...

17

Свое имя хутор получил от множества ручьев и ручейков, стекающих в узкую речушку, которая в свою очередь вливается в Кубань. Метрах в ста от хутора начинаются знаменитые кубанские плавни, в которых во время гражданской войны скрывались то красные партизаны, то белые казаки. Правда, с тех пор плавни изрядно потеснили, отвоевывая у нах участки земли под рисовые плантации и поля, но в районе хутора они остались нетронутыми.

Дядя Федор, по возрасту имеющий полное право зваться дедом, старожил здешних мест. Когда-то на хуторе жила крепкая, зажиточная казацкая семья, занималась ловлей рыбы, земледелием. В последние годы старики повымирали, молодежь разбежалась по городам. Да и что делать парням и девкам в деревенском захолустьи, где - ни электичества, ни Домов Культуры, ни кинотетров? Клопов давить вместе со стариками, что ли?

И остались на хуторе одинокий дядя Федор, престарелая бабка Ефросинья да молодуха-инвалидка Настасья, уродливая и потому - безмужняя. Жили каждый в своей хате и встречались как можно реже, ибо не просто не любили друг друга - ненавидели. Получилось нечто вроде московской коммуналки с вечными скандалами и застарелыми обидами.

Скукотища смертная!

И вдруг в захудалом хуторе - неожиданное развлечение: предстоящий приезд дедова племяша Пантюши. Сорокалетний вдовец, работающий на железной дороге не то слесарем, не то машинистом, приезжал на побывку на собственном мотоцикле "Урал" не потому, что соскучился - порыбачить, пособирать грибы да ягоды. И пополнить скудный бюджет, и отвлечься от дум о будущем.

Известие об этом доставил еще один племяш дяди Федора Димка, который заявился не один - с гостями.

Появление на хуторе свежих людей аж из самой Москвы взбудоражило всех. Молчаливый угрюмый дядя Федор даже повеселел. Посасывая самокрутку папирос и новомодных сигарет не признавал - хромал от дома к погребу и обратно, стаскивая к столу все свое богатство: рыбу во всех видах, банки с огурцами-помидорами, варенье и повидло. Ну и, понятно, ягодный самогончик, разлитый в двухлитровые бутыли.

Бабка Ефросинья опершись рыхлым подбородком на крюк палки, сидела рядом со своей хибаркой на древнем пне, оставшемся от спиленной груши, и следила подслеповатыми глазами за приехавшими. Без страха или обычного любопытства - со старческим равнодушием.