Стрелок

Сорвавшаяся с петель дверь упала внутрь. Раздался вялый хлопок. На стрелка набросились мужчины, женщины, дети. Полетели плевки и поленья. Он расстрелял все патроны, и револьверы кувырнулись вниз, как кегли. Повалив бочку с мукой, он покатил ее на нападающих, отступая в парикмахерскую, и следом швырнул кастрюлю с кипятком, в которой лежали две зазубренные бритвы. Толпа наступала, неистово выкрикивая что-то бессвязное. Их откуда-то подстрекала Сильвия Питтстон; ее голос то взлетал, то падал, выводя исступленные рулады. Пахло бритьем, стрижкой и его собственным телом. Стрелок заталкивал пули в горячие патронники, и на кончиках пальцев у него ныли мозоли.

Черным ходом он вышел на крыльцо. Теперь за спиной была ровная, заросшая кустарником земля; она решительно отрекалась от поселка, припавшего перед прыжком на огромные задние лапы. Из-за угла, толкаясь и суетясь, показались трое мужчин, на лицах играли широкие предательские ухмылки. Они увидели стрелка, увидели, что он их видит, и усмешки застыли, примороженные ужасом, а через секунду пули скосили всю троицу. Следом появилась подвывающая женщина — крупная толстуха, известная среди постоянных клиентов Шеба как тетушка Миль. Выстрел отшвырнул ее назад, и она приземлилась в пыль, раскорячившись, как гулящая девка; задравшаяся до бедер юбка запуталась между ног.

Спиной вперед спустившись по ступенькам, он стал пятиться в пустыню: десять шагов, двадцать… Дверь черного хода парикмахерской распахнулась настежь, и оттуда выплеснулась бурлящая людская волна. Стрелок мельком увидел Сильвию Питтстон и открыл огонь. Люди оседали на корточки, опрокидывались назад, переваливались через перила и падали в пыль. В негасимом лиловом свете дня они не отбрасывали теней. Стрелок понял, что кричит. Все это время он кричал. Ему казалось, что вместо глаз у него треснутые подшипники. Яйца поджались к животу. Ноги одеревенели. Уши налились чугуном.

Барабаны револьверов опустели. Клубящаяся толпа ринулась на него, таинственным образом превращаясь в Глаз и Руку, стрелок же, не двигаясь с места, не умолкая, перезаряжал оружие; его мысли рассеянно блуждали где-то далеко, а пальцы ловко, сноровисто заполняли барабаны. Можно ли было вскинуть руку; объяснить, что этому — и другим — приемам он обучался четверть века; рассказать о револьверах и освятившей их крови? Словами — нет. Но руки стрелка могли поведать собственную историю.

Когда стрелок закончил перезаряжать револьверы, толпа была уже на расстоянии броска — палка ударила его по лбу, содрав кожу. На ссадине выступили капельки крови. Через пару секунд расстояние позволило бы преследователям схватить стрелка. В первых рядах он увидел Кеннерли с младшей дочкой лет, наверное, одиннадцати; Суби; завсегдатаев питейного заведения Шеба — двоих мужчин и особу женского пола по имени Эйми Фелдон. Все они получили свое, и те, кто был позади них — тоже. Тела валились на землю с мягким глухим стуком, как вороньи пугала. В воздухе, точно ленточки серпантина, разматывались струйки крови и мозга.

На мгновение они испуганно остановились, лицо толпы задрожало и распалось на отдельные непонимающие лица. Какой-то мужчина с воплем бросился бежать, выписывая широкий круг. Какая-то женщина с волдырями на руках обратила лицо к небу и горячечно, гаденько захихикала. Старик, которого стрелок впервые увидел мрачно сидящим на ступенях коммерческой лавки, вдруг на удивление громко наложил в штаны.

У стрелка было время перезарядить один револьвер.

Потом появилась Сильвия Питтстон; она бежала прямо на него, размахивая руками — в каждой было зажато по деревянному распятию.

— ДЬЯВОЛ! ДЬЯВОЛ! ДЬЯВОЛ! ДЕТОУБИЙЦА! ЧУДОВИЩЕ! УНИЧТОЖЬТЕ ЕГО, БРАТЬЯ И СЕСТРЫ! УНИЧТОЖЬТЕ ЛУКАВОГО, УБИВАЮЩЕГО ДЕТЕЙ!

Он прострелил обе поперечины, разнеся распятия в щепки, и еще четыре пули вогнал женщине в голову. Сильвия словно бы сложилась гармошкой и заколыхалась, как накаленный жарой дрожащий воздух.

Последовала немая сцена; толпа на миг воззрилась на убитую, а пальцы стрелка тем временем сноровисто перезаряжали барабан. Кончики пальцев зудели и горели. На каждом отпечатался аккуратный кружок.

Ряды нападавших заметно поредели: стрелок прошелся по толпе, как коса косаря. Он думал, что со смертью этой женщины они сломаются, но кто-то бросил нож. Рукоятка ударила стрелка точно между глаз и сбила с ног. Они побежали к нему — стремящийся дотянуться до него злобный комок. Лежа на собственных стреляных гильзах, он вновь истратил все патроны. Голова болела, перед глазами плавали большие коричневые круги. Один раз стрелок промахнулся. Число нападающих сократилось до одиннадцати.

Но те, что остались, уже были рядом. Он выпустил те четыре пули, что успел вложить в барабан револьвера, а потом на него обрушились кулаки, палки и ножи. Стрелок левой рукой отшвырнул двоих нападавших и откатился в сторону. Его ткнули ножом в плечо. В спину. Ударили по ребрам. Лезвие вонзилось ему в зад. По-пластунски подполз маленький мальчик; он один-единственный раз глубоко полоснул по выпуклости икры. Стрелок выстрелом снес ему голову.