Читаем Стрельцы у трона полностью

   -- Так, малость пообождем... А то, -- продолжал Лихачев, -- Данилович пущай у отца поспрошает толком: чево надо ждать? -- поворачивая голову к молодому стольнику Михаилу Даниловичу, сыну врача Даниила Гадена, также призванному на общий совет. -- Сыну, чай, не потаит, скажет отец правду, когда надо ждать преславной кончины нашево государя и милостивца?.. Посля -- и за дело можно. Вон, сила нас какая... -- оглядывая все собрание, самодовольно кивнул головой умный боярин. -- Помимо нас коли што и наладят "хитровцы" с "подорванцами", с Милославскими, -- гляди, мы и разладить сумеем. За ими -- рать-сила стрелецкая, и то не вся. За нами -- воины преславные. Охрана самая ближняя царя. Иноземские отряды, хотя числом и меней московских полков, да один пятерых стоит и по сноровке и по снаряжению. Чево же загодя, ничего не видя -- трусу праздновати... Пождем. Там и увидим, как дело повернется. Наше -- от нас не уйдет.

   -- Еще ждать-то! Мало ждали? Надо было давно дело повершить. Пока еще здоров был государь, пока слушал тех людей, кои ему добра радели... А теперь ждать -- недругам в руку играть, -- горячо заговорил молодой князь Василий Голицын.

   Как сотник выборной сотни и стоящий в стороне от происков Хитрово, он был тоже приглашен Матвеевым.

   -- Слышь, нешто злое мы умышляем: приказал бы царь сыну старшему ради слабости Федора и непрочного здравия -- ноне же объявить и молодшего, Петра-царевича вторым по себе государем-наследником... Для земли же мы все свое дело удумали. Ей на благо. Чево же тянуть и мешкать? Сказать государю. А он уже прикажет...

   -- Так, так, князь Василь Василич... Да, слышь, душа твоя прямая... Не знаешь ты всех путей дворских. Мы-то с чистой душой, да на нас -- много черноты нанесено, много налгано. Все -- своим чередом надо. Вон слух уж есть: народ задумали поднять Хитрые да Милославские... Со стрельцами -- и прямо, не кроючись, петли кружат... Скажет царь... А он -- на ложе скорбном. Слово ево поисполнить нам придется. Так, надо ранней все наладить да порасчесть... Я тоже стою за слова, што вон Алексей Тимофеевич сказывал, -- обратясь к Лихачеву, сказал наконец Матвеев, раньше предоставлявший слово гостям.

   -- Дело -- земское, великое! Истинно твое слово, княже. Так и спешить не след. С нами Бог. Знаешь. А поспешишь -- ино и людей посмешишь... Пускай наши вороги в зачинщиках будут на плохое... На них -- и Господь встанет.

   -- А иное сказать: гостям поздним -- кости глодать, как латиняне пишут... Ну, да коли мое не в лад, я с им и назад... Делайте, как все надумаете...

   И пылкий, самолюбивый юный князь Василий стал уже почти безучастно прислушиваться к общим речам.

   Стали толковать о женитьбе молодого царевича. Наметить ему сразу невесту никто не решался, чтобы не подать повода к подозрениям в желании пробраться вперед. Но назвали целый ряд подходящих имен. Толковали о том, кому из присутствующих со своими друзьями придется взять на себя бремя некоторых должностей, если удастся свергнуть Хитрых с Милославскими и окончательно лишить их выгодных должностей и почета.

   Тут, еще ничего не видя, многие стали огрызаться друг на друга, отпугивая от лакомых кусков.

   -- И, бояре, што нам шкуру делить, медведя не сваливши? -- вовремя вмешался Артамон Сергеич. -- Хватит местов и кусков на всех... Еще и останется. Велико дело земское. Одних воеводств хороших сколько, не скажу уж про все Приказы да про дворовое дело... И здеся -- все разместимся... Свалить ранней врага надобно... А покуда -- к столам прошу милости, перекусить, чем Бог послал.

   Сели за ужин. Но и здесь, то кучками, то все вместе -- вели разговор про то новое, что должно настать, едва смежит глаза навеки старый больной государь и займет престол новый, а то и два царя молодых.

   -- Вдвоем бы их, чево лучче, -- предложил Матвей Апраксин. -- При кажном царе -- свой двор. Почету болей. И дела бы вершилися лучче, не в одной руке. Што един царь упустит, то другой либонь -- советники ево доглядят... И царице-матушке Наталье Кирилловне, аки правительнице при малолетнем сыне -- место буде пристойное...

   -- Што ж бы... И так бы не плохо, -- подхватили голоса.

   -- Ну, ладно... Все обсудим, обо всем померекаем. Ранней -- знать надо: што Бог даст... Сказано: повыждать надо; што же вперед заглядывать, -- возразили более осторожные, пожилые бояре.

   Очевидно, у главарей все было решено заранее и обдумано. А на таком большом собрании, где не во всех были уверены, где надо было только наметить сочувствующих, подробно толковать о деле не желал никто.

   И все-таки за полночь затянулась беседа и трапеза у Матвеева.

   Но, кроме Матвеева и Богдана Хитрово, во многих еще домах в Белом Городе, в Китай-городе и в самом Кремле в эти дни собирались люди разных сословий, имеющие власть или отношение к царству, и судили о том, как быть, чего ждать, как поступать, если умрет больной царь?

   У самого патриарха с ближними к нему людьми о том же толки шли. Все почти доносилось ко владыке, что на Москве творится. Он выслушивал, покачивая своей седой головой, и повторял:

Перейти на страницу:

Все книги серии Государи Руси великой

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза