-- Молим, молим, государь! -- донеслись из соседнего покоя голоса тех, кто по чину не решался войти в опочивальню царскую или не поместился в ней, так как во время речи Хитрово вся она переполнилась сторонниками боярина.
Алексей, тяжело дышащий от приступа удушья, ничего не отвечая, только разразился сильным приступом кашля, среди которого едва слышно прохрипел:
-- Лекаря... На...талья... Петру...ша... Помираю...
Федор услыхал хрипение и кашель отца, двинулся было к постели, но нечаянно или умышленно бояре сделали вид, что не замечают желания царевича, не слышат его просьбы:
-- К батюшке, пустите к батюшке...
И все сплошной стеной сгрудились у постели, не давая видеть, что там творится. А Хитрово громко заговорил:
-- Што изволишь говорить, государь?.. Соизволяешь на просьбы наши на смиренные, на мольбы рабские... Пиши, слышь, дьяк... Старшому царевичу Федору царство...
-- На...таша... Петруша... Помираю... лекаря... -- уже более внятно выкрикнул, весь трепеща в агонии, Алексей.
-- Послано, послано по их... Гляди, подьедут... Уж потерпи, государь-батюшка... Отец Василий, шел бы ты, святейшего патриарха повестил... Ишь, кончается свет государь наш... Да лекаря там скорее бы... Може... помочь какую даст...
-- Арта... Артамона... -- снова выкрикнул умирающий.
-- Да боярина Матвеева поглядеть прикажи, -- продолжал распоряжаться Хитрово, очевидно, овладевший положением. -- Вон, сказывают, не поехал он и с царицей. Во дворце где-нигде... Князь Иван, -- позвал он Хованского. -- Ты бы сам!.. Да, Иван Максимыч, и ты, Федорыч, вы и царевича поотвели бы!.. Гляди, ему самому, никак, не по себе стало... В тот бы покой ево... Тамо попросторнее... Што уж тут... Попам тута место...
И Федор, почти лишившийся сознания, почувствовал, как Языков и Куракин его осторожно подымают и ведут в соседний покой.
Здесь слух юноши поразил знакомый голос царицы Натальи.
Она, очевидно, вернулась с пути, предупрежденная каким-нибудь благожелателем.
Выбежав из колымаги, кинулась на верх к царю, -- но там уже были предупреждены, и ее не пускали в опочивальню, уверяя, что врачи запретили волновать больного под угрозой его внезапной смерти.
Князь Хованский то же самое подтвердил царице, когда показался в сенях, где на руках своих боярынь билась в рыданиях Наталья, прижимая к груди царевича Петра и умоляя пустить ее в опочивальню.
-- Туды, к государю... Не стану плакать! Не потревожу ево... Туды... Туды пустите!.. -- повторяла она.
-- Никак не можно тово, государыня-матушка. Потерпи, слышь, малость... И сам призовет тебя царь-государь... Полегше, слышь, стало ему... А вы бы, боярыни, дело свое знали, -- обратился он к провожатым Натальи, -- чай, видите: не по себе государыне. Ничем с ей сюды тискаться, на ту половину, в терем бы поотвели ее милость...
Анна Левонтьевна с младшей дочерью и боярыни Натальи, растерянные, напуганные всем, что совершается кругом, хотели уже исполнить распоряжение находчивого князя.
-- Не рушьте меня... Никуды не иду... Тута буду... Али не слышите, што я приказываю? -- вдруг властно окрикнула их Наталья. -- Али уж я тут самая последняя стала?!. Уж коли на то пошло, -- стрельцов кликну! Они мне путь дадут к супругу, к государю моему... Ступай, Дарья, зови голову стрелецкого, што провожал наш поезд! Сюды ево... Ты, Абрам, -- обратилась она к Лопухину, -- али бо ты, князь, -- идите, зовите... Не посмеют они не пропустить вас...
Прозоровский и Лопухин двинулись к выходным дверям. Но Хованский, едва Наталья заговорила о стрельцах, уже предупредил их. Пока князь и Лопухин протискивались в толпе заговорщиков, умышленно не выпускавших обоих из давки, как не пропускали они к Алексею царицы, -- Хованский уже был во дворе, где еще находился отряд Петровского стрелецкого полка, провожавший поезд царицы.
Стрельцы знали князя, служившего в Главном стрелецком приказе, и не удивились, когда он приказал:
-- Скорее в разряд свой поспешайте. Тамо всему полку сбираться без промедленья приказано от боярина, от Артамона Сергеича.
Покорно повернули ряды свои стрельцы и потянулись к дворцовым воротам.
И когда Прозоровский с Лопухиным успели-таки выбиться из сеней, они не нашли во дворе Петровского отряда. Только чужие стрельцы, сторонники Милославских, завзятые аввакумовцы толковали о чем-то с князем Хованским, стоя густой толпой перед самым дворцовым крыльцом, и недружелюбно, глумливо поглядели на обоих нарышкинцев.
-- Услал проклятый князек, продажная душа, наших-то, -- сказал Лопухин Прозоровскому, сжимая в бессильной злобе кулаки.
И оба поспешили обратно к царице, оставшейся теперь совсем беззащитной среди заведомых недругов там, наверху...
Наталья, видя бесплодность попыток, узнав, что матвеевских стрельцов успели удалить, в отчаянии опустилась на скамью и беззвучно рыдала, прижимая к себе перепуганного царевича.
Вдруг сквозь толпу пробился к ней Матвеев, только сейчас узнавший, что творится во дворце.
Часть провожатых царицы вернулась в терем; там стало известно, что царь умирает, а царицу не допускают к нему.
Поднялось смятение, плач.