Стрельцы у трона

   Усталый, измученный Матвеев, спавший в одном из покоев терема Натальи, проснулся, вскочил и, поняв, в чем дело, кинулся к царю.

   У маленькой двери уже стоял Гаден и спорил с часовыми, не пропускающими лекаря в опочивальню.

   -- Прочь с дороги! Меня не узнали, што ли? -- крикнул на них Матвеев.

   Но хмурые стрельцы и не пошевельнулись, особенно, когда заметили, что Матвеев безоружен.

   -- Как не знать, боярин. Да нам от самово государя приказ даден в энти двери никому ходу не давать. Так уж не погневись.

   И бердыши стрельцов, которыми те перегородили обоим дорогу, не сдвинулись ни на волос.

   -- Пустое вы брешете, собаки! Не мог царь... Пусти, говорят...

   И Матвеев, толкнув сильно одного из стрельцов, ухватился за древко секиры, чтобы отвести его и очистить себе путь.

   -- Ну, уж, нет... Ты не толкай, боярин! Гляди, лихо бы не было... Нам своя голова твоей дороже, -- грубо отрывая руку Матвеева от бердыша и отталкивая его назад, пригрозил стрелец постарше. И другой рукой потянулся к ножу, рукоятка которого виднелась из-за пояса.

   Стиснув зубы до боли, заскрипел ими боярин, но -- делать было нечего.

   Гнев, брань -- не помогут. Очевидно, тут что-то неспроста... Наглецы уверены в своей безнаказанности, если так поступают с ним, с другом самого царя, с родичем царицы.

   Здесь времени терять нечего. Надо скорей, хотя бы дальними переходами, пройти к царю, узнать, что там делается.

   И Матвеев кинулся назад.

   Гаден за ним.

   Обойдя двором, оба они едва пробились только в сени, где нашли новую толпу людей, возбужденных, враждебно поглядывающих на них.

   И тут же в углу различили Наталью, окруженную своими боярынями.

   Царица от рыданий была в полуобмороке. Царевич Петр громко плакал и тормошил мать, запрокинутая голова которой лежала на плече у старухи Нарышкиной. Сестра Авдотья и золовка Прасковья Нарышкина уговаривали мальчика, сами едва удерживая рыдания:

   -- Помолчи, нишкни, желанный... Тише, Петенька... Дай спокой матушке... Видишь, тошненько ей... Буде... Ты уж не блажи...

   -- Мама!.. Мамушка!.. Померла мамушка... Вон и не глядит... Пусть глянет мамушка... Мама!.. Мамка, глянь на меня! -- упорно повторял ребенок, обливаясь слезами.

   От крика и плача голосок царевича, всегда звонкий и приятный, звучал хриплыми, надорванными нотами.

   Увидя Матвеева, царевич сразу рванулся к нему:

   -- Дедушка... Сергеич, мамка помирает!.. Не дай ей помереть, -- вон глянь... Глянь! -- трепеща и прижимаясь к боярину, залепетал ребенок.

   Гаден приблизился к Наталье, стараясь помочь ей.

   По его просьбе Авдотья Нарышкина пробилась на крыльцо и скоро вернулась с ковшом холодной воды.

   Наталье обрызгали лицо, напоили ее, и царица стала приходить в себя.

   Матвеев сразу понял, в чем дело, и не стал даже делать попытки пробраться в опочивальню к больному царю.

   -- Слышь, государыня, перемоги себя... Я мигом за своими стрельцами спосылаю... Тут иначе ничево не поделать, -- шепнул он Наталье.

   -- Нету, услали их, -- еле слышно ответила Наталья и снова залилась слезами.

   -- Вернем, ништо... Пока царь жив, время не ушло... Вы, бояре, поберегите царицу, а я скоро назад, -- шепнул он Лопухину и Прозоровскому.

   -- Ладно, делай, што знаешь... Мы уж тут... -- ответил Лопухин.

   Вдруг зазвучал колокольный перезвон. На крыльце послышалось движение.

   Распахнулись двери, и показался сам патриарх, окруженный высшим духовенством, своими боярами и соборным причтом.

   -- Господи... Вот защита Твоя!.. -- вырвалось с воплем у Натальи.

   Не отпуская сына, она кинулась к старцу Иоакиму и, как птичка, бегущая под защиту от налетающего коршуна, -- укрылась под рукой пастыря, простертой с благословением над головой ее и ребенка.

   Как бы против воли расступились все, кто раньше стоял стеной у дверей палаты, и пропустили патриарха в соседний покой, а оттуда и в опочивальню царя.

   С патриархом прошла Наталья и царевич Петр. Снова послышался шум. Показалась другая толпа: шли сестры-царевны, дочери Алексея, со своими боярынями и ближней свитой, вели царевича Ивана его дядьки; Симеон Полоцкий шел со всеми.

   Явились и царевичи "служащие", потомки Казанских, Сибирских, Касимовских царей, живущих при Московском дворе.

   Матвеев стоял в нерешимости.

   Идти ли ему за стрельцами или прежде проникнуть в опочивальню, посмотреть, что там произошло? Что стало с Алексеем?

   Сразу у боярина промелькнула, мысль: уж если позвали патриарха, позвали детей всех, значит дело кончено. И силой ничто не поделаешь.

   Решив так, Матвеев прошел с царскими детьми в опочивальню, в которой теперь было гораздо меньше народу, чем перед появлением патриарха. Незначительные люди выскользнули в соседние покои, в сени. Остались только главные бояре. Был уже уставлен аналой для патриарха, дымилось тяжелое кадило в руках у протодьякона...

   Алексей лежал в агонии, с потемнелым лицом, как бывает у полузадушенных людей. Гаден, подойдя к постели, только мог печально сообщить окружающим:

   -- Отходит великий государь...

   Наталья упала у постели и снова забилась в рыданиях.