Стрелы на ветру

Стала ли вина Гэндзи меньше оттого, что Хидё помешал ему собственноручно совершить убийство? Нет. Меч принадлежал Хидё, а намерения – Гэндзи. И чего же он добился? Живые доказательства уничтожены. Правда, это еще не гарантирует того, что тайна Хэйко навеки останется тайной. Ее могли знать другие люди, в других деревнях. Обойтись без убийства семьи было невозможно, но он не может перерезать столько народу, сколько нужно, чтобы навеки похоронить правду, – даже если под его мечом падет половина страны. До тех пор, пока Хэйко остается в Японии, ей угрожает опасность. Значит, она должна уехать. Правда не настигнет ее на другом берегу океана, а если и настигнет, это не будет иметь ни малейшего значения.

В Америке даже о самой Японии мало кто слышал – и уж вряд ли там хоть кто-нибудь знает об эта.

* * *

Гэндзи не отрицал, что ему будет не хватать Хэйко. Эмилия не могла понять, что выражает его лицо. Князь, конечно же, улыбался обычной своей небрежной улыбкой. Но что отражалось в его глазах? Печаль? Кажется, да.

Эмилия ощутила укол… чего? Неужто ревности? Здесь, в Японии, Хэйко была ее лучшим другом. Настоящим другом. И Эмилия знала, что тоже будет очень скучать по Хэйко. Но она понимала: останься Хэйко здесь, это еще больше усложнило бы ее и без того запутанные чувства. Даже простая, незамысловатая любовь – такая, как у Хидё с Ханако, – нелегка. А насколько же тяжелее все становится, если две женщины любят одного мужчину и при этом их самих связывает крепкая дружба… Нет, в их отношениях не было ни капли соперничества. Да и вряд ли Гэндзи или Хэйко знали о чувствах Эмилии. Здесь это никому бы и в голову не пришло. Ведь она – чужеземка, уродина, на которую и взглянуть-то без содрогания трудно. В нее никто не влюбится. Но сама она вольна отдать свое сердце, даже если об этом никто и не узнает. И этого довольно. Довольно ли? Или ей все-таки хочется, чтобы ее снова стали считать красавицей, как это было в Америке? Иногда Эмилии казалось, что она и вправду согласилась бы на это, несмотря на всю боль, сопряженную с проклятием красоты, – лишь бы только Гэндзи тоже думал, что она хороша собой.

– Ну откуда вы можете знать? – спросила Эмилия. – Счастье выпадает далеко не каждому.

– Просто мне так кажется.

– Кажется… Надеюсь, вы не станете утверждать, будто вам был сон касательно ее счастья?

– Нет. Я не буду больше видеть снов, во всяком случае тех, которые вы имеете в виду.

– В самом деле? – нетерпеливо спросила Эмилия.

Если Гэндзи и вправду отказался от претензий на пророческий дар, значит, он сделал шаг навстречу спасению!

– Ну, разве что еще один, – сказал Гэндзи. – Можно? Вы разрешите?

Эмилия нахмурилась и отвела взгляд.

– Это совершенно никак не зависит от моего разрешения, князь Гэндзи, и вы сами прекрасно это понимаете. И пожалуйста, прекратите улыбаться. Я не нахожу в богохульстве ничего смешного.

Улыбаться Гэндзи не перестал. Но зато умолк, и через минуту Эмилия пожалела, что говорила с ним столь резко. Да, он до боли несерьезно относился к вопросам религии. Если все покровители христианства в Японии будут таким, как он, Истинное слово в самом ближайшем времени превратится в еще одну секту наподобие буддийских или синтоистских и не будет отличаться от них ничем, кроме внешних ритуалов. Это беспокоило Эмилию, но уже не настолько сильно, как следовало бы. Когда она думала о Гэндзи, религия отступала на второй план.

– Вы еще можете ее разглядеть? – спросил Гэндзи.

– Кажется, да, – ответила Эмилия. – Вон она.

Белая искорка на краю окоема. Парус на мачте «Вифлеемской звезды». А может, пенный гребень далекой волны.

Когда она влюбилась в него и почему? Неужто она не понимает, до чего это глупо и безнадежно? Ведь ничем хорошим это для нее не закончится!

– Мой господин. – Таро переступил порог комнаты и поклонился.

– Да?

– Вынужден с прискорбием сообщить вам о происшествии, случившемся сегодня в Иокогаме.

– Что за происшествие?

– Некоторые из людей князя Гэйхо позволили себе неучтивые замечания. Наши люди вынуждены были ответить.

– Замечаниями?

– Нет, господин. Мечами. Пятеро наших пострадали, но обошлось без серьезных ран.

– Так много? Неужто наше воинское искусство так истаяло за столь краткий срок?

– Нет, господин. – В первый раз за все время доклада на лице Таро промелькнуло довольное выражение. – Семеро вассалов князя Гэйхо вернулись к истоку, и еще столько же вскоре последуют за ними, по причине полученных ранений.

– Кто расследовал обстоятельства происшествия?

– Я, господин. Сразу же, по горячим следам.

– Так значит, – произнес Гэндзи, – ты был в Иокогаме, но прибыл слишком поздно и не успел предотвратить схватку.

– Нет, мой господин. – Таро низко поклонился. – Я уже находился там к моменту начала ссоры. Я лично нанес первый удар.

Гэндзи нахмурился:

– Мне неприятно это слышать. Ты знаешь, что сёгун не любит, когда беспорядки происходят на глазах у чужеземцев.

– Да, господин.

– Ты знаешь, что в Иокогаме много чужеземцев, и проживающих там, и приезжих.

– Да, господин.

– Ну так что?