Стрелы Перуна с разделяющимися боеголовками

- Ну, ладно вам, ладно, - прервал возмущенный гвалт Сила Гораздович. - Накинулись все на одного. Разве так можно? Что плохого он сделал? Украл, убил, предал? Человек жениться хочет, а вы его на куски готовы разорвать. Подход негосударственный. Выходит, мы зря его кормили, учили, одевали? Все с начала теперь? И кого на его место назначить? Тебя, что ли, Шишкин? Или тебя, Овечкин? Зайцев вон какой с виду умный, а ведь в автоматикой телемеханике ни в зуб ногой. Даже не знает, что это такое. Кто из вас может систему энергораспределения ракеты наладить? А? Вот видите. Незаменимых людей, конечно, нет. Не станет Пряжкина, будет кто-то другой. Определенные меры мы в свое время приняли. Да только зачем нам самим себе заботы придумывать? Взять того же Зайцева. Человек бдительный, ничего не скажешь. Только где нам столько колючей проволоки взять, чтобы в четыре кола все государство огородить? Хватит, что он в прошлом году всех гусей и уток распугал. А вдруг не прилетят они больше с испуга? Значит, ни мяса, ни пера, ни пуха! К каждой проблеме тонкий подход требуется. Тут рубить с плеча нельзя. А то раскаркались - Пряжкин то, Пряжкин се... На себя посмотрите. То обблюетесь, то обдрищетесь! Тем более, что с Пряжкиным еще ничего не ясно... Встань, сподвижник. Тебе что, в самом деле эта девка приглянулась?

- Да, - облизав пересохшие губы, выдавил Пряжкин.

- Уверен, что не шпионка она?

- Да, - прошептал Пряжкин.

- Не слышу... Громче. Шипишь, как дохлый селезень. Ну, а теперь гляди мне в глаза и отвечай как на духу: кто тебе дороже, девка приблудная или родная держава?

- Так нельзя... разделять. Родная держава есть родная держава, а... она... это она...

- Да я же не заставляю тебя прямо сейчас от нее отречься. Может, она и в самом деле без вины виноватая... Ты мне ответь на отвлеченный вопрос: что выбираешь - родину или бабу, если та и в самом деле вражеское отродье?

- Родину...

- Вот это я и хотел от тебя услышать. Если эта девка шпионка, то ясно, куда ее потянет. Сразу и выяснится, что к чему. Завтра же, не откладывая, возьми ее с собой под землю. Покажи ей все, что захочется. А потом пусть расскажет твоим людям, какая тяжелая и подлая жизнь за рубежом и какое счастье оказаться здесь. Если она злые намерения хранит, это сразу выяснится. Внимательно наблюдай за ней. Все подмечай, и слова и взгляды. Соглядатаев за тобой не будет. Возьмешь только своих людей. И решение примешь сам. Доверим ему, соратники и сподвижники?

- Доверим, доверим! - загалдели все, как будто четверть часа назад и не требовали крови.

- Завтра мы все снова соберемся, и ты, Пряжкин, скажешь правду. Если она без вины, тут же вас и обвенчаем, а если умысел имела... - Попов на секунду задумался, словно подыскивая достаточно веское заключительное слово.

- Что тогда? - спросил Пряжкин, забыв, что перебивать Силу Гораздовича так же опасно, как всуе поминать имя Перуна-Громовержца.

- А тогда свершится закон, - в голосе Попова появилось что-то такое, от чего у Пряжкина похолодело в животе. - Ты сам все знаешь. Смертной казни у нас нет, и ради какой-то девчонки вводить ее нецелесообразно. Изгоним из пределов государства и все. А теперь иди. Помни, сподвижник, мы тебе верим.

Пряжкин, еле переставляя враз ослабевшие ноги, пересек площадь и у штаба наткнулся на Пашку, который втолковывал что-то низкорослому, плосколицему человеку в оленьей кухлянке, которого придерживали за руки два амбала из пограничной стражи.

- И кто же ты такой есть? - спрашивал Пашка тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

- Никифоров я, - примирительно отвечал человек в кухлянке. - Отпусти, начальник. Моя за оленем шла.

- Нет, ты не Никифоров. Никифоров знает, как отвечать на вопросы коменданта штаба.

- Чучмек Никифоров по вашему приказанию прибыл, - бодро доложил Никифоров.

- Прибыть ты прибыл. Вижу. Да только не по моему приказанию... Где его взяли? - Это относилось уже к пограничной страже.

- В двух верстах от рубежа. Балкой гнал нарты. Чуть оленей не угробил.

- Неправда, начальник. Моя оленя не угробит. Моя оленя уважает.

- Молчи. Отвечай, что возле рубежа делал?

- То молчи, то отвечай... Злой ты, начальник. Как медведь-шатун злой.

- Если не ответишь, я твои кишки сейчас на эту дуру намотаю. - Пашка указал на Святовида.

- Моя оленей искал. Олень рубеж не знает. Олень от стада отбился, в тундру ушел. Моя искать поехал. Без оленя чучмеку Никифорову нельзя. Без оленя моя помирать будет.

- За этим задержки не будет. Предупреждали тебя, что к рубежу ходить нельзя?

- Предупреждали. Давно Предупреждали. Забыл совсем.

- Палец к бумаге прикладывал?

- И палец прикладывал и крест рисовал.

- Идола целовал?

- Целовал, однако. Попробуй не поцелуй твоего идола.

- Значит, теперь не обижайся.

- Чучмек Никифоров не обижаться.

- А-а-а, это ты, - Пашка заметил, наконец, Пряжкина. - Вот, чучмек попался. Сбежать хотел. Что делать с ним будем?

- Как будто не знаешь, - ответил, занятый своими мыслями Пряжкин. - В первый раз, что ли?