Я задумался, как кто-то такой милый, как он, мог видеть во мне что-то достойное заботы. Но я не собирался зацикливаться на этом. На этот раз я буду умнее и поблагодарю звёзды за каждую ночь с этим прекрасным, несовершенным молодым человеком, который решил улыбаться мне, а не кому-то другому.
— Думаю, всё решила песня, — тихо сказал я, почти по ошибке.
Он склонил голову на бок.
— Что ты имеешь в виду?
— Тот раз, когда мы танцевали перед камином. Думаю, всё решила песня. Софии нравилась эту песня, и когда мы слушали её вместе, во мне бушевали все мои эмоции, и я думал, что всё кажется неправильным. Но это было не так. Это казалось правильным. Так что, может быть, тогда я понял. Чёрт, может я понял раньше, но слишком боялся признаться себе в этом.
Арчер слегка откинулся на спинку стула и посмотрел в сторону камина, который трещал в гостиной.
— Думаю, тогда ты впервые показал мне свою мастерскую.
Я рассмеялся.
— Да?
— Потому что это было что-то личное, и ты поделился этим со мной. Люди ничем со мной не делятся — не особо.
Доводя чеснок и соус до кипения в сковородке, я мешал всё деревянной ложкой, слушая его.
— Нет?
— Люди действуют интуитивно, знают они это или нет. Они видят, что со мной что-то не так.
Я развернулся.
— С тобой всё абсолютно в порядке, Арчер.
— Уверен насчёт этого?
— Совершенно.
Остальное время мы заполнили тишиной. Арчер наблюдал, как я доготавливаю феттучини Альфредо или смотрел на закат солнца, а я пытался ничего не сжечь, пока наблюдаю за ним.
Я достал наши тарелки, и мы вместе сели за обеденный стол. Я разжёг огонь и включил пластинку — что-то тихое, что покрылось пылью.
— Я не могу не задуматься, — сказал Арчер, — чем ты занимался эти последние годы.
— Ты меня знаешь, Арчер. Я человек привычки. Всё одно и то же. Работал, смотрел на звёзды, пытался продать свои работы в магазине.
Он слегка улыбнулся.
— Да уж. Я так и понял, — мгновение он смотрел в сторону, немного неуверенно. — Ты с кем-нибудь встречаешься?
Я положил вилку, сбитый с толку.
— Прямо сейчас?
— Да.
— Я думал, что встречаюсь с тобой.
Он хохотнул, но звук был немного скрипящим, добавляя нервозности.
— Мы это делаем? Встречаемся?
— Можешь называть это как хочешь.
— Я не знаю, как хотел бы это называть.
Я кивнул.
— Я кое с кем встречался. Её зовут Сара.
— Та женщина из магазина? Думаю, я встречал её несколько лет назад.
— Я понятия не имею, как ты это помнишь.
— Было легко запомнить нескольких людей, которые были в твоей жизни, Мэллори. Ты не самый общительный человек, которого я встречал.
— Нет, полагаю нет.
— Так что случилось?
— С Сарой? — я пожал плечами. — Не знаю. Это не казалось правильным. Но и неправильным не казалось. Вообще никаким не казалось. Было слишком просто не стараться, так что я не старался. А она умная женщина, она это поняла.
— Жаль, что ничего не вышло.
— Что было, то было. Но скажи мне, какими были твои последние три года.
Он тяжело вздохнул.
— Было… плохо.
— Ты не обязан рассказывать мне, если не хочешь.
Несколько минут мы ели в тишине. В конце концов, Арчер произнёс:
— Когда я вернулся домой, моё состояние было не стабильным. Эмоционально. Мне стало хуже. Довольно банально, но это правда. Я не мог смотреть в глаза Дэнни. Он даже не похож на тебя, Мэллори. Не особо. Но я не мог смотреть на него. Я чертовски точно не мог смотреть в зеркало на себя. Когда доктор тогда пришёл ко мне и сказал про мою руку — что она испорчена из-за неправильного заживления, и мышцы повреждены, это был один из худших дней в моей жизни. Не было ничего другого, чего я хотел от жизни, чем пойти по стопам своего отца, а жизнь не только забрала его у меня, вместе с моей мамой, но и забрала единственную другую вещь, которую я хотел.
— Арчер, мне очень жаль. Я хотел бы что-нибудь сказать или сделать, чтобы тебе стало хоть чуточку лучше.
— Я не стрелял с тех пор, как попал в ту идиотскую драку у бара. С моей рукой всё не так плохо, когда она не вытянута, но давление на связки вызывает крайнее мышечное переутомление. Я не могу быть стрелком с дрожащей рукой. Стрельба помогала избавиться от части давления жизни. Не потому, что это пистолет или какое-то оружие, а потому, что именно так я чувствовал, как мой отец похлопал меня по спине и обнял в тот день, когда я сказал ему, что хочу присоединиться к правоохранительным органам, как он.
Я кивнул вместе с ним, не уверенный, что сказать. Не уверенный, могу ли я вообще как-то облегчить и рассеять его боль.
— Некоторые дни хуже других, — тихо сказал он.
— Да, я могу это понять.
— Мои родители умерли осенью. Это самый тяжёлый сезон. И тяжелее всего около годовщины их смерти. Каждый год я… — он на мгновение остановился, будто не уверенный, хочет ли продолжить. — Каждый год в этот день я брал старый пистолет своего отца, шёл на полигон и оставался там часами. Не думаю, что это был мой способ почтить память отца, скорее способ вспомнить его, — его голос надломился, вместе с моим сердцем. — А теперь я не могу.