Стремянной

Потянулись тусклые дни. Хоть умом и понимала, что не мог Василий иначе, под сердцем все тянула тоска. Ждала весточку, ночью не могла заснуть: «Жив ли? Не ранен? Думает ли о ней?».  Лежала, вспоминала серые глаза, мальчишескую улыбку, всё в ней тосковало по нему. Пришел давешний купец осведомиться о здоровье. Глазки его бегали, украдкой осматривали её.  Он явно думал, что она пригласит его в дом. Настя вежливо поблагодарила за заботу, только в дом не впустила. Когда он прислал слугу с жемчужными сережками, то не приняла подарок, отослала обратно.

Вскоре поняла, что беременна. Вестей не было, и что делать, не знала. Опять пошла к бабке-ворожихе. Та сразу догадалась, с чем пришла. Сколько к ней баб переходило, всё с тем же. Предложила:

– Корешок дам, настой сделаешь, вечерком выпьешь, ночь промаешься, утром все ладно будет.

Взяв корешок из грубых пальцев, Настя спросила:

– Сына ношу? – Бабка кивнула.

– А можешь погадать, увижу ли еще любимого?

– Дай что-нибудь, что в руках держал, погляжу.

Настя сняла с шей цепочку, на которой висело колечко с изумрудом, подарок Василия на помолвку. Бабка так и вскинулась:

– Подарок дорогой, прямо княжеский.

– Какой князь! Служивый человек, безродный, – усмехнулась Настя.

Она боялась, что угадает бабка что-то, опасно. Бабка кивнула, начала пришёптывать.

– Свидишься еще, только к добру ли, не знаю.

Настя сидела за столом и смотрела на корешок, что бабка дала, но никак не могла решиться.  Если увидеть доведётся, то как сказать любимому, что сына вытравила? А коль не увидит – ещё хуже. Настя разозлилась, швырнула корешок в угол.  И вздрогнула от стука в заднюю дверь.

5.

К Армусу подъехали на закате. Черные стены замка вырисовывались на фоне янтарного неба. «День завтра будет ветреный», – вдруг почему-то подумал Василий. Опять поднялась и опустилась решетка. Во дворе толпился народ. Курбскому и его людям приказали спешиться, недобрая толпа их окружила. Какой-то долговязый немец сорвал с князя лисью шапку. Василий было двинулся, но князь остановил его взглядом. Раздались команды на немецком, толпа отпрянула, и в образовавшийся круг вступил здоровый белобрысый литвин. Сказал на неплохом русском: «Князь Курбский?  Мой пан хочет с тобой поговорить». Курбский кивнул, и пошел вслед за литвином. Остальных снова заперли в каком-то сарае, теперь уже каменном, но таком же сыром и холодном. Васька опять взялся сторожить.

Усталость после бессонных ночей, голод и напряжение давали себя знать. В мозгу всплывали какие-то отрывки мыслей, воспоминаний. Отца и мать он почти не помнил, воспитывала его и младших брата и сестренку старшая замужняя сестра. Сестра управляла мужем, братьями, сестрой, детьми и скотиной с одинаковой железной непреклонностью.  Подрос Васька, сестра пристроила его помогать княжьему конюху. Лошади ему всегда нравились, так что работал с удовольствием. Когда княжичу Андрею исполнилось лет пятнадцать, князь стал подыскивать сыну стремянного. Спросил у конюха нет ли на примете надежного парня, по годам подходящего. Конюх сказал, что Васька, мол, Шибанов, сирота, и кони его любят, и парень смышленый, почтительный.  Князь сказал:  «Хорошо, пусть завтра придет ко мне, посмотрю».

Сестра, как узнала, что его к князю зовут, заметалась, приказала Ваське помыться да рубашку чистую надеть. Хотела расчесать вечно взъерошенные волосы но, сломав гребень, сдалась. Сто раз объясняла, как кланяться, что говорить. У Васьки аж голова кругом пошла. Вошёл к князю и поклонился низко. Князь Михаил испытующе смотрел на него голубыми прозрачными глазами. У старого князя было морщинистое лицо и длинная, седая, окладистая борода. Ваське он казался похожим на Бога отца, как на иконе писан.

– Поди сюда, как звать? – спросил князь ласково.

– Васька, Шибанов.

– Конюх тебя хвалит. Хочешь у княжича Андрея в стремянных служить?

Васька подумал с минуту:

– Хочу.

– Ну и ладно.

Князь снял с шеи золотой крест, протянул Ваське.

– Крест целуй, что будешь служить сыну моему верой и правдой, умрешь за него, коль придется.

Васька взял тяжелый крест, поцеловал серьезно, повторил слова клятвы:

– Клянусь служить княжичу Андрею верой и правдой, жизнь за него отдать.

Князь взял обратно крест, дал Ваське серебряную монетку. Васька еще раз поклонился до полу и вышел, со скрипом захлопнулась тяжелая дверь…

Василий тряхнул головой, разлепляя смыкающиеся веки. За дверью послышались голоса. Тот же литвин объявил по-русски:

– Ваш князь сейчас гость моего пана. Вы пойдете к нам в лагерь. Завтра утром выступим в Вольмар. Пошли.

Васька вышел из каменного мешка на двор, глубоко вдохнул холодный ночной воздух, огляделся на всякий случай.

– Все без подвоху, – хлопнул его по спине литвин. – Мы теперь, как это по-русски, соратники.

Литвин, которого звали Андриус, сразу Ваське понравился. Остальные потянулись за ними. Разожгли костер, сварили ужин, в первый раз с Юрьева сытно поели. Андриус присел с ними у костра. Русский он выучил в плену, и теперь, когда надо, толмачил.

– Где князь? – спросил Васька.