Стремянной

– Не надо. – И прибавил: – Пусть еще чуток на белый свет посмотрит.

Василий знал, что эти слова могли стоить воеводе головы, и был ему благодарен.

Трястись прикованному к телеге было муторно, медленно поворачивались колеса, но жаловаться было не на что. Следуя примеру воеводы, охранники обращались с ним без лишней злобы, иногда даже расковывали, давали размять затекшие руки и ноги. На первом привале, Василий не спал, размышлял о том, что его ждёт.  И получалось, что смерти ему не избежать, вопрос был только в том, как он эту смерть встретит. Никто не знает заранее, как поведет себя под пытками. И Василий не знал.  Подумав, решил, что постарается честь князя не опозорить и невинных людей не оговорить, а дальше – как Бог даст.  Приняв про себя такое решение, он уже больше ни о чем не беспокоился и просто наслаждался летним теплом, свежим ветром, и лучами солнца на лице.  Через несколько дней на горизонте показались золотые маковки Московских церквей.

9.

После того как Василий ушел, Настя не знала надеяться или бояться.  Скорее всего, боялась надеяться. Знала, что если сможет, вернется за ней. А вот сможет ли?  О том, что Василия могут убить, старалась не думать.  Пошла на базар, как обычно, к ней сразу привязался чернявый купец.  Бросил лавку, пошел с ней рядом, говорил о том, как хорошо у него идет торговля, а вот вышлют немцев из города, так и ещё лучше пойдет.  Это князь Курбский немцев защищал, а царь их не жалует. Настя не слушала, но вдруг остановилась, как вкопанная.

– Да, Настенька, этот беглый князь гонца к монахам в Псково-Печорский монастырь послал, стремянного своего, Ваську. Там его и ущучили.

– И что с ним теперь будет? – спросила Настя, словно между прочим.

– Как что, в Москву в железах повезут, а там, вестимо, в застенок али на плаху. Так ему и надо, изменнику.

Настя уже не слушала, бежала домой. Собрала в котомку необходимое, побежала к городским воротам, откуда уезжали купеческие возы.  Подошла к одному купцу, попросила подвести до Москвы. Купец окинул ее взглядом:

– А платить чем будешь?

Настя сказала, как отрезала:

– К мужу в Москву еду.  А в оплату на, возьми.

Сняла с руки серебряный браслет и протянула купцу. Тот кивнул на телегу, где место было.

Настя еще ни разу в жизни не покидала Юрьев, и в любое другое время ей бы все было ново и интересно, но сейчас она так волновалась, что никак не могла собраться с мыслями. Дни проходили мимо как во сне. Она почти ни с кем не разговаривала, есть то же почти не могла, мутило то ли от волнения, то ли от беременности.

Москва ошеломила её размером, грязью, шумом, толпами народа.  Юрьев вдруг показался таким маленьким и игрушечным. Она слезла с телеги у ворот дома, где жила её тетка. Та удивилась неожиданному визиту, но приняла и много вопросов не задавала.  Только хвалила племянницу, мол красавица какая. Явно, хотела она дочку, да родила двух сыновей. Один еще не женился. Он и вызвался показать Насте Москву. Следующий день был воскресный, и они пошли на Красную Площадь. Двоюродный брат сказал, что царь в воскресенье молится в соборе, и может им повезет его увидеть. Настя не перечила, сама ещё не знала точно, зачем приехала, как надеялась найти Василия.

Они вышли на площадь, народу было много, двоюродный брат расталкивал толпу крепким плечом, и они пробились прямо к соборной паперти. Вдруг толпа загудела. На паперть вышел царь, а с ним вельможи, слуги да попы. Все разодетые, в золоте и камнях драгоценных. Царь шел медленно, милостиво беседовал с каким-то священником.  «Это митрополит», – подсказал двоюродный брат. Насте царь не понравился.  Весь ссутуленный, нос крючковатый, маленькие глазки нервно, подозрительно, перебегают по лицам окружающих.

Внезапно, в толпе наступило замешательство.  Два стрельца вели к паперти закованного в железо человека. Толпа расступилась, и Настя с ужасом узнала Василия. Губы его были разбиты в кровь, под глазом синяк.  Он шёл медленно, но прямо, высоко подняв голову.  Настя только смотрела во все глаза. Василия подвели и поставили перед царем. Царь уставился было на него, но потом опять забегал глазами.

– Кто таков? – спросил царь.

– Стремянной князя Курбского, Василий Шибанов. Князь Андрей меня к тебе с письмом послал.

Голос Василия звучал ровно, словно и не с царем разговаривал.  Царь изменился в лице, покраснел аж от гнева, на лбу запульсировала голубая жилка.

– Дерзкий значит гонец, как и хозяин-пес.  Где письмо?

Один из стрельцов вытащил из-за пазухи завернутый в красный шелк свиток и подал царю.

– При нём взяли.

Царь нервно схватил свиток, развернул, начал читать, шевеля губами. Читая, все более и более разъярялся, глаза покраснели, губы тряслись. Царь уставился на Василия налившимися кровью глазами:

– Знаешь что в письме написано?

– Прочёл.

– Подойди ближе, – вдруг сказал царь со злобной усмешкой. – Возьми, всем прочти, пусть народ знает, что князь твой, лиходей, пишет.