Стремнина

Самодеятельность — это уже производное, а первоначальное название — агитбригада. На разных этапах входили туда разные люди, но постепенно выкристаллизовался четкий состав. В первых попытках участвовали комсомольский секретарь, представитель завкома, два-три передовых рабочих. Туранов также звонил на предприятия, которые ждали от «Тяжмаша» продукцию, сообщал им, что запланированные изделия не поступят по причине отсутствия материалов, и когда коллега на том конце провода изливал все свое недовольство и переходил на более раздумчивый тон, Туранов сообщал ему, что направляет делегацию завода на предприятие-поставщик и, если коллега хочет, чтобы поставщику было посложнее отказать, — пусть срочно шлет туда же своих людей. Обычно так и бывало. Делегации объединялись и «жали» поставщика до той поры, пока он не отгружал заводу нужного количества сырья. Но в последнее время «агитбригада» на таком уровне уже пробуксовывала. Поставщик, узнав о приезде в очередной раз такого коллектива, срочно мобилизовывал свою общественность, гостей встречали их коллеги по сферам, комсомольского секретаря тащили на молодежные мероприятия, профсоюзного лидера — во вновь отстроенный профилакторий, передовых рабочих вовлекали в соревнование по профессии, щедро награждали подарками, и делегация уезжала ни с чем, получив заверения, что поставщик приложит все усилия и т. д., и прочее. Иногда так и было, через некоторое время груз приходил, но чаще случалось так, что никаких ни ответов, ни приветов не поступало. Коллеги с заводов-поставщиков уже окрестили тяжмашевскую «самодеятельность» «турановской вертушкой» и лихорадочно искали ей эффективное противодействие. Срывов стало больше, и теперь Туранов, глядя в сторону и слушая пояснения Бортмана, прикидывал, как вернуть действенность «агитбригаде». На Трубный ей приходилось выезжать уже несколько раз, вначале результативно, потом со срывами. Как же быть теперь?

— Вот что, Юрий Абрамович, — сказал Туранов, и лицо его сморщилось в хитрой усмешке, — записывай коллектив. Значит, так: первая группа. В нее войдут товарищи Туранов Иван Викторович, Любшин Станислав Иванович и Гомозов Петр Тихонович…

— Героя Соцтруда берете, Иван Викторович?

— Именно… А кроме того, депутата Верховного Совета СССР. Пусть товарищ Коваленко покрутится. Так. Теперь вторая группа. В нее входят такие товарищи: Бортман Юрий Абрамович, наш комсомольский секретарь товарищ Лежнева Вера Сергеевна и конструктор Надеждина Алла Николаевна.

— Не понял, Иван Викторович. Надеждина при чем тут?

— А ты понимай. Во-первых, она чемпион Европы по стрельбе, во-вторых, очень красивая девушка, а в-третьих, она тут недавно меня измором взяла насчет сооружения тира. Характер у нее дай боже. Так неужто мне одному страдать? Пусть ее Коваленко послушает, а энергию ее таким образом мы направим на мирные и, более того, даже очень полезные цели.

Бортман мог смеяться совершенно бесшумно. Нет, не улыбался, а именно смеялся, хохотал даже, но при этом не раздавалось ни звука, будто вот так, обозначил человек свой смех, и все, но Бортман хохотал долго, и даже руки его на столе чуть подрагивали.

— Иван Викторович… Ну вы… Ох, боже ты мой.

— Погоди, еще не все. Значит, первая группа во главе с товарищем Турановым И Вэ выезжает в Днепропетровск, в Министерство черной металлургии Украины для встречи с заместителем министра товарищем Булахом Михаилом Петровичем, вторая группа во главе с товарищем Бортманом Юрием Абрамовичем отбывает поездом в Южновск, располагается в гостинице «Металлург» и сидит тихонько. Мы из Днепропетровска, после визита в министерство, сразу направляемся в Южновск, там группы встречаются и, объединившись, начинают работу. Инструктаж проведу я сам после встречи в Южновске. Все ясно?

— Все, Иван Викторович. Но две тысячи тонн труб… Я сам прошел по территории завода…

— Ты этого чертяку Коваленко не знаешь. У него все есть. Все. Его ежели кверху ногами повернуть да потрясти, из него не одну тысячу тонн труб вытрясти можно.

Бортман развел руками, встал.

— Тогда я пойду, Иван Викторович.

— Иди, Юрий Абрамович. Сегодня же в ночь и выезжайте. А мы во второй половине дня на машине.

Бортман дошел до двери, остановился:

— Иван Викторович, у нас на шестой эстакаде почти тысяча тонн трубы. Я помню результат проверки, но, может быть, это ошибка? Ведь брали выборочно.

— Юрий Абрамович… давай тут разговаривать не будем. Если даже десятая часть партии бракована, это может повести знаешь к чему? К взрыву котла. Всю эту партию нужно списать и передать в те отрасли, где эти трубы можно свободно использовать. В коммунальное хозяйство, на стройку. А мы не имеем права рисковать добрым именем завода. Даже при нынешнем тяжелейшем положении с трубами.

— Я понимаю, Иван Викторович.

— Вот и хорошо, Юрий Абрамович. Я знаю, что вы очень болеете за производство, поэтому постарайтесь побыстрее списать эти самые трубы, чтобы они у нас на балансе не висели.

— Я понял, Иван Викторович.

Бортман ушел, а Туранов позвонил Любшину, велел решить вопрос с командировкой Гомозова.