Стремнина

Первая плеть сварных труб уже лежала на два с лишним километра. Вывели быстро: по мерзлой земле прорыли канаву, а сварщики трудились в две смены. Заводские работали хорошо, тут уж Рокотов не мог ничего сказать, только на язык больно остры, с ними то и дело гляди, как бы в конфуз не попасть.

С первой партией прибывших явился Дятьков. Николай сделал вид, что не узнал бывшего нечаянного пассажира, когда-то с другом своим Петькой грузившим ящики для помидоров. Тогда поговорили не то что нескладно, а просто по-пустому, вроде как каждый свое высказал и на том все кончилось. Да только Дятьков, видать, не захотел подводить черту под бывшим мимолетным знакомством. Отработав на сварке день, подошел к Николаю, когда тот мараковал над нарядами, сел напротив:

— Ну что, Николай Алексеевич, иль не узнаешь?

— Узнаю. Чего ж не узнать? Тебя и друга твоего бутылочного во как помню.

— Петьку, что ли? Нету Петьки. Уволили.

— За что же?

— За выпивку. У Туранова не дюже размахнешься.

— Никак жалеешь?

— Жалею. Хороший парень. Мог бы переломить.

— Что ж не помог?

— А человеку в этих делах помогать не надо. Сам себе голова. Не маленький.

— Тоже верно. Так что тебе от меня?

— Да ничего. Раз знакомы — поздороваться надо.

— Ну-ну…

Вот такой ни к чему не обязывающий разговор произошел еще попервах. Значения ему Рокотов не придал совсем: ну поздороваться так поздороваться. А вышло, что Дятьков имел цель не простую, что думку имел еще тогда, не просто язык вязал в болтовне. Все это время приглядывал за ним Николай и по части работы, и по выпивочной части; уж больно запомнился ему Петька с Дятьковым в обнимку да с бутылками в сетке. Может, где и несправедлив был к давнему знакомому, да это уж простит, если мужик с разумом. А придраться к Дятькову было не за что, это уж точно. Работу делал аккуратно, с умом. И скоро промеж них совсем по-доброму пошло: где варил Дятьков, там Николай не лазил по плети, проверяя стыки.

А вчера, видать, приспел и разговор, ради которого Дятьков и круги давать вокруг него с самого первого дня начал. В обеденный перерыв, когда Николай развернул в будке своей «тормозок», подсел Дятьков. Отказавшись от предложенной еды, кивнул на свою сумку:

— У самого навалом. Я к тебе, Лексеич, по другому.

— Ну?

— Я, понимаешь, вот что. Помнишь, в первый наш с тобой случай, говорил я тебе, что из села происхожу. Умею на тракторах всех систем, только на последних не пробовал. Могу на фрезерном, — пятый разряд имею. Со сваркой, сам видишь. Одним словом, имею намерение снова насчет села прикинуть.

— Так что?

— С тобой вот говорю. Ушел из колхоза потому, что болтали там много, а дела нет. А я так не люблю. Мне работу дай и все, что для нее нужно. И заработок, будь добр, по заслугам. Чужого не надо, но свое определи. А там все болтовня была и порядка никакого. Тут у вас наклевывается вроде. И порядок имеется и перспективы. Дома вон какие ладите. Годится, одним словом.

— Так-так… — Николай разрезал кусок сала на мелкие шматки, положил между собой и Дятьковым, кивнул: — Давай, ешь. Все одно за разговором время терять не к чему. Ты, я видал, минут на двадцать припоздал к обеду, только всем не объяснишь, что ты работал, когда все отдыхали. Так что давай питайся и к плети в положенное время.

— Зануда ты, — беззлобно сказал Дятьков и стал развязывать узелок. — Я ж тебе не про обед, а про дело.

— Ну а про дело такой сказ. Присмотрелся я к тебе, мужик ты ничего, хоть и с пьянчугой в друзьях ходил. Давай обговаривай в семье и на заводе. Приедет сюда директор хозяйства — поговорим вместе. Буду советовать решить положительно твою просьбу. С жильем придется подождать малость, а по части работы возражений нет.

— Годится. — Дятьков мотнул головой. — С семьей уже заметано. А с жильем просто. Живу в заводском доме, уже провел разговор с парторгом вашим, Борисом Поликарповичем. Решили, что квартиру сдам, а тут сразу же получу в новом фонде. Особнячки у вас шикарные.

— Так чего ж ты мне тут голову морочишь, если с парторгом говорил?

— Да так. Он — само собой, а ты — само собой.

— Мудрец. Ну ешь сало.

Вот так и получилось. Только Николай, в другой раз порадовавшийся бы такому делу, в данное конкретное время не торопился с восторгами. Дошли до него слухи, что на заводе завязалась какая-то история, которая чуть ли не Туранову грозит снятием, и на эту тему уже в открытую говорили везде, и люди немало тому тревожились. Получалось, что если слухи верны, то может размахнувшаяся уже стройка и ломка старого уклада в бывшем «Рассвете» заглохнуть на корню, потому что только Туранову под силу довести такое дело до конца, а ближних его видали тут в разных эпизодах, и показали они себя не так что уж дюже. Не надо было быть провидцем, чтобы прикинуть с точностью, во что может вылиться уход директора со своего поста. Кто другой сможет так рисковать своим благополучием, чтобы выдернуть дело из болота?

— С Турановым-то что?

— Да не знаю. Слыхал, что снимать решили. А наши, из цеха, в Москву собираются, чтоб за него стоять.

— Чем же провинился-то?