Стремнина

Распрощались вскоре. Туранов снова улегся на диван размышлять о житье-бытье, а Станислав Иванович, вышагивая к дому, все больше и больше укреплялся во мнении, что долг его, коммуниста и инженера, заключается нынче в том, чтобы отстоять директора, объяснить товарищам смысл поступка Туранова. Такая возможность ему преставилась уже на следующий день, когда к нему зашел Петр Егорович Муравьев с пачкой бумаг в руках и начался у них тяжкий и надрывный разговор, который, похоже, закончился поражением Станислава Ивановича из-за простого на первый взгляд вопроса, который постоянно задавал Муравьев и на который никак не мог ответить секретарь парткома.

— Как же быть со срывом важнейшего заказа, Станислав Иванович? Вы ж знаете, что некоторых директоров снимали и за меньшие провинности. А тут демонстрация прямо: не виноват я, дескать, в невыполнении. К чему мы тогда придем, если будем каждого срывающего плановые задания слушать?

И как только Любшин начинал поджигать собеседника перечислением сделанного Турановым за эти годы, Муравьев снова возвращался к этому самому проклятому вопросу, перекроив его самую малость, но вполне сохранив всю его убийственную суть.

Уже в этот день стало ясно, что Муравьев практически закончил свое обследование, и Любшин не удивился, когда Петр Егорович обмолвился насчет того, что завтра просит все руководство завода собраться в кабинете директора для ознакомления с актом проверки. С этим Муравьев удалился, уютно покашливая, шаркая подошвами ботинок, которые лет десять назад прописные остряки звали не иначе как «прощай молодость».

Назавтра Иван Викторович сам возглавил прослушивание акта. Сидело вдоль стола заседаний все руководство завода, разложив перед собой одинаковые блокнотики. Петру Егоровичу выделили место прямо у директорского стола, за которым глыбой возвышался Туранов, и это тоже беспокоило Любшина: ну что стоило Ивану Викторовичу предложить проверяющему свое место? Кого это могло обидеть? Кому помешало бы?

Муравьев говорил тихо и внушительно, тщательно выводя каждое слово, и в кабинете стыла такая тишина, что даже слышен был звук ходиков, висящих на стене в приемной. Заключение было детальным и жестким: описывался ход всех событий, вплоть до речи Ивана Викторовича по трансляции. Зависали в ходе дела судьбы главного инженера и заместителя директора по сбыту. Дымов при этом сидел спокойно, только на щеках румянец уж больно яркий играл, а Сомов скис совсем, руки подрагивали и теребили красивый галстук в мелкую желтую точку. Последний абзац вырисовывался зловеще:

«На заводе не было сделано ни малейшей попытки выполнить важный народнохозяйственный заказ в установленное время, что ставит под сомнение возможности некоторых руководящих лиц из администрации исполнять свои обязанности».

Петр Егорович смолк, тяжело вздохнул и, мирно глядя на присутствующих, добавил:

— Считаю необходимым сообщить товарищам, что коллегия министерства состоится в следующую среду и на ней необходимо присутствовать директору и главному инженеру завода. У меня все.

Глядели сейчас все на Ивана Викторовича, которому принадлежало право оспаривать и доказывать правоту администрации, и делать это мягко и уважительно, не ставя под сомнение компетентность проверяющего, однако взывая при этом к его душе, сердцу и чувству справедливости. Тем более что с Муравьевым он управлялся уже не раз, смягчая акценты актов в результате споров. Сейчас для всех смотрелась понятная уловка: громовержец Муравьев выводил из-под удара самого Туранова, акцентируя внимание на роли заместителя по сбыту и главного инженера. Коллегия редко вмешивалась в судьбы лиц второго круга руководства, и оставалась надежда, что хоть и побитые, но уцелеют соратники Ивана Викторовича, а уж для него самого оставалась крохотная лазейка: авось сосредоточатся члены коллегии на непосредственных исполнителях, забыв или пожалев неплохого директора. А уж цену-то Туранову члены коллегии знали хорошо: сами ведь за последний год столько регалий присуждали заводу и его руководителю.

В такой вот обстановке сплошного выжидания и встал Иван Викторович, расправил полы праздничного пиджака, этакого серого с серебринкой, уперся покрепче руками в стол, как бывало при самых важных совещаниях, и начал свою речь:

— Я согласен со всеми замечаниями уважаемого Петра Егоровича. Он провел нужную и полезную для всех нас работу. Что же касается резюме, то я считаю своим долгом коммуниста и директора предложить дополнение к заключительной части акта. Цитирую предыдущую фразу акта: «На заводе не было сделано ни малейшей попытки выполнить важный народнохозяйственный заказ в установленный срок…» Я предлагаю продолжение фразы «…что было сделано по прямому распоряжению директора завода товарища Туранова».