— Тогда вопросов нет. Через два дня доложу свои соображения, как строить наше подсобное.
Туранов отметил это самое «наше подсобное», поглядел на остывшую картошку, подвинул к себе вилку:
— Что ж мы сидим-то, Василий Павлович? Я ж голоден как волк зимой. Ну, несите же вашу капусту.
Они мирно поели из одной сковородки, обмениваясь мнениями о предстоящих делах, и Туранов вдруг почувствовал себя так уверенно и просто, как было до того самого дня, когда бульдозер выворотил первые груды песка на месте, где теперь стоит телятник, и прораб, почесав затылок, сказал:
— Ну, поговорили, попраздновали, а теперь горевать начнем.
И оказался прав. Горем достался Туранову тот первый телятник. Теперь, он был уверен, должно быть по-иному.
Возвращался домой на троллейбусе. В салоне было пусто, только старушка с сумкой опасливо поглядывала на крупного дядю, вполголоса напевавшего странную мелодию. Не выдержал и озорно подмигнул ей.
9
Куренной вроде бы начал успокаиваться. Туранов, при более близком рассмотрении, оказался не так уж страшен. Оно конечно, его уже не повезешь на знаменитый бугор, чтобы показать девственные пески. Такой номер теперь не пройдет. Однако поспорить с ним, оказывается, тоже можно и доказать те или иные беды свои не так уж трудно. И все ж вольготная председательская жизнь кончилась. Теперь о каждой своей отлучке доложи на завод с сообщением, куда, зачем и на какое время отбываешь. Уж после обеда не полежишь дома с часок — затеребят звонками. Заводские теперь везде. На машине заставили установить рацию, в свое время от райкома отбился с этим делом, эти же настояли. Раньше зимние дела были трудными, но неторопливыми: выпадало времечко и на баньку, и на дружескую встречу с коллегой, и на поездку «с обменом». Распорядок известный: ремонт техники, вывоз навоза, повышенное внимание к животноводству, потому как зима всегда создавала трудности с надоями. А тут еще избрали секретарем парткома подсобного хозяйства этого самого Локтева, черт бы его побрал. Переселился, считай, в село, нашел ночлежку у одинокой старухи и целую неделю торчит перед глазами. Что ни утро, а он уже у себя в кабинете. Сидит на планерке, участвует в разговоре с бригадирами, по фермам шастает. Единственный день дает роздыху, это когда на воскресенье уезжает в город, к семье. И как такого дома терпят, как его жена не сгонит, трудно сказать.
Но с другой стороны, дела сдвинулись. Кое-кто из селян, прислонившихся было в городе, стал поворачиваться. Трое уже вернулись на свои места. Ну, конечно, уходили горлопанами, а теперь смирно сидели в приемной. Куренной специально подержал их, пусть осознают. Мужики заходили по одному и на ехидные вопросы Степана Андреевича отвечали почти одними и теми же словами: «Теперь что, теперь порядок будет, заводские не привыкли время терять». Будто порядка раньше не было. Был порядок, только вас, чертей, тогда в руки брать было совсем невозможно, каждый глотку показывал во всю свою мощь.
Склепали телятник. Стали с дорогами наводить порядок. Сроду столько машин не моталось по селам. Иной раз аж страшно становилось: чуть ли не каждый день главный инженер докладывает о прибытии новой техники. Не глядя на зимнее время, стали монтировать механизированный ток, привезли сборный гараж, сейчас вот вынимают грунт под основание. Хоздвор оборудуют в Князевке, кран устанавливают, чтоб все грузы держать в одном месте и разгружать механизированно. Туранов на собрании пообещал новый детский сад и школу, на первый случай из сборных материалов, а потом уж настоящую, с бассейном.