Стремнина

Утром, придя на площадку, они с Ральфом оказались в гордом одиночестве. Кати не было. Женя был несколько разочарован. Кольнула мысль: «Похоже, я ей был нужен только вчера… Лучший мой подарок — это ты!..» Его охватила грусть: «А чего, собственно, ты ждал? Зачем ты ей? Так… прохожий… как там, в пословице, «на безрыбье и рак — рыба!» Евгений мысленно усмехнулся: «скажи спасибо и за эту, подаренную тебе, чудесную ночь!.. И вообще, у тебя есть любимая жена. И по отношению к ней ты, признайся, поступил, как, как…» Он боялся подобрать слово. Но ведь это не измена! — мысленно убеждал он себя, стараясь справиться с начинающим угнетать его сознанием вины. В каком-то стихотворении Женя прочёл однажды строку «ведь изменяют души — не тела» — и сейчас она всплыла в его памяти. «Ну, вот! А моя душа всегда с Маришкой! Подумаешь, развлёкся, освежил свои силы. Зато теперь знаю, что я ещё — ого-го! Выходит, я для Маришки же и старался, — усмехнулся он — Эх, женщины! Ничего-то вы не понимаете! А ведь именно в случайных приключениях мы восстанавливаем свою мужскую силу, которую затем дарим вам, нашим любимым и единственным!» — продолжал разглагольствовать Евгений Иванович, но тут же почувствовал укол совести, сразу разгадавшей фальшь в его желании оправдать себя.

Раз Катерина не пришла сегодня, то больше и не нужно искать с ней встреч. Развлеклись — и будет! Хорошенького — понемножку! Через четыре дня приедет Марина. «Надо в квартире немного прибрать. Продукты в холодильнике заканчиваются, в магазин и на базар нужно сходить…» И, постепенно, отвлекаясь от событий минувшей ночи, запретив себе вспоминать о Катерине, Евгений, переделав все утренние дела, отправился на работу.

Глава 16. ПОВЕРНУТЬ БЫ В РОДИМУЮ ДАЛЬ!

В пять утра Марину разбудил доносившийся с минарета напевный голос муллы, читающего утреннюю молитву. «Интересно, они тут что? — встают, совершают намаз в такую рань, а потом опять ложатся?..». Спать не хотелось. Марина привыкла вставать рано. Она приняла душ, надела свежий, приготовленный с вечера шальвар-камиз и вышла во двор. Солнце уже припекало. Стояла непривычная тишина. Люди ещё спали. На балконах соседних домов не мелькали ребятишки. Так обычно бывает днём, когда они, мал-мала меньше, толпятся на балконе второго этажа своего дома и с любопытством наблюдают, что происходит во дворе соседей. Дома здесь большие, а вот дворики, обрамляющие их, очень маленькие, узенькие: землю принято экономить, и большие пространства — непозволительная роскошь. Дома находятся столь близко друг к другу, что жители более высоких этажей могут наблюдать жизнь, текущую у соседей. Этакое своеобразное реалити-шоу с непредсказуемым сценарием.

Птицы здесь тоже другие. Среди лета почему-то преобладают вороны и вездесущие воробьи. «А у нас ворон летом не увидишь. Они предпочитают жить в горах, где прохладнее», — подумала Марина. Она пару раз видела во дворах кошек. Короткошерстные и поэтому кажущиеся худыми и длинными, они выглядели так, будто их побрили. «Жарко им, бедным!». Марина с детства обожала кошек, и они платили ей нежной и преданной любовью. Обычно дома, в Алма-Ате, она не могла пройти равнодушно мимо этих созданий, и если мурлыка была чужая, то хотя бы пыталась ласково заговорить с ней: «Привет, киска! Я бы тебя погладила, но не знаю, может, ты не здорова. Так что, прости.» Некоторые обитательницы двора принимались тереться о Маринины ноги, громко мурлыча, а другие, испугавшись проявленного внимания, подняв хвост трубой, давали дёру.

Однако, здешние кошки не вызывали в Марине никакого желания общаться с ними — неласковыми, полудикими. Собак, как объяснил Саид, держать в домах мусульман — грех! Собаки это нечисть, они оскверняют жилище. «Какие могут быть животные при таком количестве детей в семьях? — подумала Марина. — Ребятишек бы прокормить! Столько бедных, измождённых и голодных людей на улицах, не имеющих жилья и спящих просто на газонах, благо, здесь круглый год тепло!» За забором послышался громкий крик ишака «и-а-а-а!», повторяющийся долго и ритмично. «Ну всё! Сейчас всех перебудит! Откуда он только взялся?» — Марина выглянула за ворота. На узкой улочке близ их дома стоял ишак, запряжённый в маленькую повозку с каким-то хламом. Седой измождённый старик-погонщик что-то выкрикивал, звоня в колокольчик. Вот из соседнего дома вышел мальчик, вынес что-то наподобие примуса и отдал его старику. «Похоже, старьевщик. Когда-то в моём детстве такие ходили по улицам Алма-Аты», — подумала Марина и закрыла ворота. Она впервые обошла двор дома. С задней его части тоже можно было войти в жильё. На верёвках раскачивалось под горячим ветром бельё, повешенное сушиться с вечера. Деревьев во дворе не было. Правда, кое-где стояли посаженные в большие горшки финиковые пальмы, дающие незначительную тень. От асфальтированных уже раскалённых дорожек исходил жар…