Стретч - 29 баллов

В коридоре зазвонил телефон. Сэди вскочила и пулей вылетела из комнаты, не забыв прикрыть за собой дверь. Она вернулась через полминуты, на ходу стаскивая с себя блузку.

— Остолопы. Это Гаэтано звонил с мобилки. Я ему дала не тот адрес. Ждет на улице, обозлился немного.

— Куда собираешься?

— В клуб какой-то. В Челси или где-то там.

— Когда ты подцепила этого парня?

— Вчера вечером. Кстати, после того, как ты начал меня лапать. Может быть, выйдешь из комнаты? Мне штаны надо сменить.

— У тебя с ним серьезно, что ли?

— Господи, тебя что, заело?

— Нет, просто…

— Послушай, Фрэнк, свали, а? Я не собираюсь с ходу демонстрировать начальнику свою мочалку — для карьерного роста вредно.

— Вовсе необязательно говорить как кокни, хоть мы и в Лондоне.

— Да-да-да-да-да. Кыш отсюда! О, и еще спасибо, великий поэт. Дай-ка я…

Сэди положила прохладную руку мне на щеку, запечатлела сухой, но искренний поцелуй и вытолкала меня за дверь.

Пока я спускался по лестнице, у меня в штанах шевелилось и твердело. Двадцать три года! Теория Диапазонов проявляла себя мощно и неудержимо, надо бы собрать новые данные. А вдруг в Принстоне дадут грант и ничего другого мне больше не надо будет делать?

По дороге домой я взвесил свой выбор. Если еще раз заступиться за Сэди, Барт заподозрит неладное, но даже если не заподозрит, все равно не разрешит ей остаться. Почему-то я не мог думать о Сэди спокойно, ужасно хотелось очутиться с ней рядом. После медленно опадающей скуки материнских замашек Мэри и Люси я снова получал удовольствие от женской компании. Сэди невероятно импульсивна, какая уж тут скука. Для такого инертного типа, как я, Сэди просто чудовищно импульсивна. Меня привлекала даже не ее сексуальность, а ощущение движения. Правда, и недостатков хватало. Госслужащая, рыжая, балл ниже 28 и все такое.

У меня также мелькнуло подозрение, что, несмотря на эффектность, Сэди — обычная пустышка, попавшая не на свое место. Я мог сделать ей маленькое одолжение — позволить закрепиться в городе, где ее обижали, выставляли вон и драли работники ресторанов и баров. Как с ней поступить? Как Том поступил бы на моем месте? Гадать было бесполезно, Том настолько далек от мира Сэди, что попросту не знал бы, с чего начать. Скорее всего, он встал бы в позу судьи. Генри, возможно, попытался бы ей помочь, но ручаться не стану. С женщинами было проще. Мэри, Люси, Лотти — да все бабы без колебаний бросились бы на ее защиту.

В области «правильных поступков» я целиком доверяюсь здравомыслию женщин. В отличие от мужчин, они умеют избегать боли. Уж не знаю, откуда это берется — биология виновата или им вдалбливают с детства, — но если нужно облегчить страдания, я смело поддержу женщину, ибо она найдет выход из любого положения. За исключением случаев, когда речь идет обо мне самом, — тут женщины непостижимым образом сбиваются с верного курса и садят сапогом по ребрам без всякого снисхождения. Но, в целом, надо отдать должное женщинам — у мужчин причинять страдания получается намного лучше. И я решил поступить как женщина: выйти завтра на Барта с предложением взять на себя дополнительные смены, если он позволит Сэди доработать.

Мое ьеликодушие отчасти объяснялось уверенностью Тома, что я получу место в «Эмпориуме». Так что добро можно было творить, не думая о последствиях, ведь Чарльз Мэннион скоро выдернет меня из этой дыры. Через неделю после Рождества Сэди все равно бы уволили. Ситуация — верняк. Мне начинала нравиться собственная роль в этой высокоморальной притче. Не только из-за редкой возможности проявить альтруизм, но и потому, что у меня появилась пусть крохотная, но реальная власть над судьбой другого человека. Наверное, эти две вещи — власть, позволяющая оказать помощь, и удовольствие от применения этой власти — были связаны. Если идея верна, то вся жизнь матери Терезы должна состоять из непрерывного оргазма. Выходит, она поехала в Калькутту получать кайф от власти. О себе думала, сучка.

Я посмотрел на свое отражение в зеркале заднего вида.

Оливер, мать его, Харди.

Мелочь

Дома на кухонном столе я обнаружил записку Генри: «Позвони Тому насч. выходных». Том застолбил для меня встречу с Мэннионом-старшим в доме отца у автострады М40. Мне вроде как оказали честь, но я чувствовал скорее страх, чем благодарность. Я полагал, что из-за эскапад на ужине по поводу вздутия живота у Люси приглашение отменили, и не очень сожалел. Они с тех пор не выходили на связь. Да и что мог сказать Том? «Ты для нас умер, не приезжай, теперь мы поняли, какой ты урод, не желаем тебя больше видеть. Кстати, я позвонил отцу, чтобы он отменил интервью. И еще кстати: чтоб ты сдох, бледное северное чмо».

Когда я на следующее утро набирал номер конторы Тома, меня била нервная дрожь. Разве так положено чувствовать себя человеку, который звонит лучшему другу? Наглый клерк с выговором кокни продержал меня на линии минуту или две. Я представил себе, как Том репетирует тон отеческого порицания и хмурый взгляд, готовясь отчитать меня как следует и затем вышвырнуть вон из своего золотого круга.