Стретч - 29 баллов

Родители снабдили Мэри целью в жизни и необычным аристократическим выговором. Она болтала с ними по телефону по три раза в неделю — так я и застал ее первый раз. Этот же факт содействовал в итоге — нет, каков итог! — нашему разрыву. Я полагаю, что от родителей же ей досталось пронзительно красивое лицо, не пугающее своей красотой, но чертовски, безумно, с избытком красивое. Я уныло торчал в универе, травясь дешевой водкой в комнате поклонников Капитана Бифхарта[34], и решил наконец вызвать такси. Некоторые чистоплюи ездили в Оксфорд на велосипедах, нет уж, увольте. Раз налогоплательщики решили, что мне следует учиться в университете, то могли бы и на лимузин раскошелиться. Я прошел сквозь густеющие сумерки к телефону, рядом со стойкой портье. Там-то я и встретил Мэри О’Салливан. Стоя ко мне спиной, держа трубку в одной руке и зажимая другой свободное ухо, она весело щебетала со своими стариками.

Обычно привлекательность человека трудно оценить по виду сзади, но в ее случае первые признаки ободряли. Слегка растрепанные вьющиеся волосы притягивали взгляд, тонкая филигранная фигурка, под плотно прилегающим платьем проступал рельеф трусиков, обхвативших нежную попку. Однако будильник сработал не сразу. Через десять минут ее бормотание начало меня раздражать, я стал покашливать, демонстративно вздыхать и звенеть мелочью. Кажется, она меня услышала, но все никак не могла закончить прощание: «Передайте привет тете Грейс и Снайперу». Я подумал, что Снайпер — это кличка какого-нибудь домашнего любимца, но потом выяснилось, что это прозвище ее бабки. Называть уважаемых людей собачьими именами — я не знаю…

Мэри повесила трубку, подхватила плетеную сумочку и повернула ко мне прелестное личико.

— Извин-и-и… — Она улыбнулась и неспешно проследовала мимо, на ходу мягко потрепав меня по щеке.

Карамба!

Вот так я и влип.

Меня закружили, задурили голову, захомутали, осмеяли, подкололи, выставили дураком, лишили разума.

Я взял трубку и вдохнул чудесный запах Мэри — миндаль в сахаре пополам с парным хлебом и ароматом свежевыстиранного белья. Я дозвонился до таксопарка и прокричал в трубку: «А вот хер вам, пешком пойду». Следующие пять минут я, как пылесос, втягивал носом воздух из трубки, пока меня не отвлек студент-химик, решивший посреди ночи позвонить «самаритянам»[35].

После явления богини я шесть недель мучился от любовной лихорадки. Я стал ходить обедать в универ, бесцельно торчал перед столовой, заглядывая через плечи людей, дожидаясь появления Мэри. А дождавшись, топал за ней на уважительно-подобострастном расстоянии, придумывая себе срочные дела в ее части университета.

Во время летней сессии на первом курсе она проводила большую часть дня в библиотеке — в окружении выводка подружек На моем курсе экзаменов не было, но я час за часом просиживал в библиотеке, перебрасываясь шутками с людьми, которых терпеть не мог, и мысленно умоляя ее подойти к нам, чтобы хотя бы рассмотреть ее поближе.

Парня у нее, похоже, не было. Мэри проводила почти все время с другими студентками. Тем не менее стоило какому-нибудь хмырю заговорить с ней во время обеда, как меня бросало в панику, от которой выворачивало кишки. Когда Мэри оказывалась поблизости, у меня отнимался язык, неважно, находилась ли она в двух метрах, забирая почту (только бы не письмо от дальнего возлюбленного, я был готов залезть в ее ячейку и проверить), или шла в пятидесяти метрах впереди, возвращаясь домой с охапкой библиотечных книг.

Мучительнее всего были вечера, когда я, изнемогая, стоял в квадрате ее двора, наблюдая за освещенным окном с задернутыми оранжево-красными занавесками на втором этаже, пока в нем не гас свет.

Я никому не обмолвился ни словом. Попутно я иногда занимался сексом и пьянством с пышнотелой студенткой-географичкой, но дело было не в этом. Просто у меня в голове засела странная мысль, что стоит кому-нибудь рассказать о Мэри, как ее немедленно уведут.

После двухмесячного подражания юному Тристану переход к реальным отношениям произошел на удивление легко. Уже на первом свидании мы целовались, пусть и в антисанитарных условиях. Одна из активисток ее группы устроила гигантскую летнюю вечеринку в парке другого факультета, и Том добыл приглашение через мужской клуб молодых профессионалов. Я притопал туда, совсем не ожидая встретить там Мэри. Мы с Томом еще до прибытия успели набраться «Пиммса»[36] и нанюхаться кокса через свернутые трубкой банкноты у него во дворике.

К красотам Оксфорда так быстро привыкаешь, что попросту забываешь о них. Как я ни стараюсь придать воспоминаниям топографический колорит, картинка не желает проявляться. Память не сохранила здания из медового камня, рододендроны и вороненые зеркальные пруды, осталось только подпертое ладонями лицо Мэри, лежащей на газоне в окружении десятка незнакомых людей.