Стретч - 29 баллов

Я долго подпитывал тайную уверенность, что если захочу, то смогу опередить кого угодно, надо лишь включить свои мозги. Наверное, почти все так думают, по крайней мере почти все мужчины. Том решил, что будет адвокатом? Вот если бы я решил стать адвокатом, у меня получилось бы гораздо лучше, чем у Тома. Люси, значит, торгует облигациями? И я мог бы. Генри пишет изощренные компьютерные программы? Если бы я всерьез ими занялся, мои программы были бы еще изощренней. Теперь же от вопроса выбора остался просто вопрос: что дальше? Записываться на курсы юристов, брокеров или программистов для взрослых? Предпосылок для столь абсурдного состязания было маловато даже в прежние, лучшие времена: пара сильных выступлений в дискуссионном клубе в младших классах, неплохо подвешенный язык, ловкость в решении квадратных уравнений — не густо. Просто смехотворно, да только не до смеха сейчас. Я убеждал себя, что не шел той же дорогой только потому, что игра не стоила свеч. Для меня даже сам вопрос о том, что стоило свеч, не стоил свеч. Вот наступит день, и вы все удивитесь…

Генри расплатился, и мы потрусили домой. Я решил кардинально пересчитать собственный «матан» в сторону понижения балла. И еще некролог надо составить. Я всегда их составляю, когда нужно поднять настроение. Некролог помогает выбрать цель в жизни. По дороге домой у меня сложился следующий текст;

СЭР ФРЭНСИС СТРЕТЧ ПРИСЯЖНЫЙ АДВОКАТ ЕЕ КОРОЛЕВСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА

Выдающийся юрист Фрэнсис Стретч умер в возрасте 71 года в своем имении Нэш, расположенном в Риджентс-парке, Лондон.

В последние годы прошлого века сэр Фрэнсис сыграл ведущую роль в реформировании патентного законодательства, благодаря чему оно было приведено в соответствие с потребностями нарождающихся информационных технологий. Это достижение заслуживает особого упоминания еще и потому, что сэр Фрэнсис приступил к деятельности в вышеупомянутых сферах довольно поздно — он был принят в коллегию адвокатов только в возрасте сорока лет, получив диплом Лондонской школы экономики по информатике, когда ему было за тридцать.

Настойчивость и невероятное богатство снискали ему прозвище Золотолобый. У современников он пользовался если не обожанием, то уважением.

Сэр Фрэнсис оставил после себя вдову Люси и двух детей от ее первого брака — Фортинбраса и Клитемнестру, а также собственного сына Стэна.

Тысяча двести фунтов

Мои позывы угробить остаток дня на азартное саморазвенчание были остановлены двумя событиями. Когда я корпел над собственным некрологом, позвонили из офиса папочки Тома и предложили несколько дат для интервью на выбор.

— Алло, это мисгер Стретч?

— Он самый.

— Меня зовут Корделия, я звоню из офиса Чарльза Мэнниона в редакции «Эмпориума». Извините, что мы не позвонили вам сразу.

— Ничего-ничего.

Милая, как я к этому привык.

— Я звоню потому, что Чарльз очень хотел бы встретиться с вами в ближайшее время, и у меня есть несколько дат, которые я могла бы вам предложить. Он хотел бы встретиться за завтраком, если вам это удобно.

— Хорошо, отлично.

— Как насчет двадцать девятого?

— Меня устраивает.

— Третьего?

— Устраивает.

— Пятого?

— Хорошо.

— Восьмого?

— Свободно.

— Десятого?

— Идеально подходит.

— Э-э… двенадцатого?

— Послушайте, Корделия, мне вообще любой день подходит. Я как бы свободный агент. Назначайте на любой день.

— Хорошо. Я перезвоню через день-два, чтобы подтвердить дату.

— Спасибо огромное.

Если честно, то я еще не решил, как отнестись ко всему этому делу. Пару месяцев назад я обмолвился в разговоре с Томом, что намерен вернуться в журналистику, намекнув, что это лишь один из многих возможных вариантов, а он заговорил об «Эмпориуме» и сказал, что устроит меня туда в два счета. «Эмпориум» был задуман как «журнал для мужчин, не похожий на другие». Интересно, а какой похож? Вообразите рекламу: «„Мужское достоинство“ — журнал для мужчин, точно такой же, как все остальные». Том был уверен, что меня возьмут. Издатели собирались сделать журнал навороченным и глянцевым, но спонсоры не хотели сильно тратиться. Сэкономить можно было только на пишущей братии, что давало шанс «ветеранам» и «пионерам» вроде меня. Но все равно ужасно. Читал я такие журналы — все эти «Мужские дела», «Под газом», «Для него», «Худышки и милашки», с их яркими обманчиво-зазывными картинками на обложках. И не просто читал, а читаю каждый месяц. Только почему этот фураж для онанистов-шестиклассников корчит из себя что-то необычное и значительное? На мой взгляд, между журналами для мужчин и чистым порно существует только два отличия. Во-первых, настоящее порно зашпилено скрепками. Во-вторых, в журналах для секса вручную промежности стыдливо прикрыты узкими полосками материи. У «Худышек и милашек» муфточки только проглядывают между сжатых ног, напоминая пластинки подтаявшего сыра. Значит, если журнал для мужчин «не похож на другие», он будет отличаться от других только количеством промежностей на страницах. Больше их или меньше обычного, но преждевременная кончина, на мой взгляд, подстерегала «Эмпориум» уже на стадии бизнес-плана.