Стретч - 29 баллов

С учетом напряга прошлой ночи к машине я шагал в довольно пристойном настроении. Меня посетило ставшее редким чувство, которое можно описать словами «дела пошли в гору, дела начинаются интересные». Надо признать, что ощущение это нечасто к чему-либо приводило, но все же оно лучше истерик и самобичевания до изнеможения, почему же его не поддержать? Перспектива весь вечер обслуживать столики сегодня не побуждала меня, вопреки обыкновению, выть от тоски.

«О’Хара» являл собой блестящую идею, если считать таковой идею, приносящую кучу денег тому, кому она пришла в голову. Трудно судить, чему заведение обязано своим успехом — везению или расчету. Роль хозяина и главной движущей силы выполнял Барт, или Грэм Бартон. Раньше он подвизался в рекламе, где принадлежал, по его словам, к старой гвардии, угодив в почтовый отдел прямо из общей средней школы в Попларе, миновав стадию разносчика молока. Такая карьера сделала Барта жестким и хитрым по сравнению с бывшими одноклассниками, и он не преминул пустить свои способности в ход. Агентство «Леонарде», которое он вел пять лет, страдало от старомодности, раздутых штатов и финансовой неразберихи, но, будучи пионером коммерческого телевидения, сохраняло некую культурную ценность, делавшую его пригодным для продажи. Умело разыграв географическое положение и карту «английского джентльмена», Барт и еще пара прощелыг в 1988 году загнали агентство японцам за непомерную цену. Первая полоса «Кампейн» за памятную неделю вывешена в туалете «О’Хара»: «„Миекко“ покупает „Леонарде“ — за ценой не постоим!» Барт как-то раз признался, что даже он огреб тройную реальную стоимость агентства, а ведь ему принадлежали всего пятнадцать процентов.

На эти деньги он устроил себе двухлетний отпуск, потом вернулся и открыл бар «О’Хара». Блестящая идея состояла в том, чтобы доить ВУЕБКОВ. Вы спросите, кто такой ВУЕБОК? Выпускник Университета — Есть Бабки — Обладатель Карты. Создание аббревиатуры наверняка стоило Барту целой бессонной ночи. Корень «еб» — становой хребет его лексикона. Он был с ним неразлучен при любых обстоятельствах Вопрос «Ебаного пирожного хочешь?» означал, что Барт проснулся в прекрасном расположении духа. Грэм допер, что открывать фешенебельный ресторан слишком рискованно: персонал и помещение стоят кучу денег, мода меняется в мгновение ока, придется соревноваться с другими лондонскими ресторанами, последним писком может оказаться все что угодно — от ужина крестьянина из Анд до техасско-бельгийской кухни. В классическом стиле рекламного агента он сначала выбрал целевую аудиторию, а потом уже предложил ей то, в чем она нуждалась, — темное дерево, постоянство, старые киноафиши, плотную пищу, место, где можно пошуметь, и бар, открытый допоздна. Бац! Блестящая идея. Четыре года спустя он уже держал пять ресторанов в стратегических точках кучкования младших бухгалтеров и юристов-стажеров — Батгерси, Уэндсуорте, Клапаме, Фулхэме и Шепардс-Буше. Еще два намечались к открытию в Хайгейте и Хаммерсмите. Барт хорошо изучил повадки молодой безвкусной публики, проживающей в раскрашенных под «жасмин» двухуровневых квартирках с репродукциями Моне и полной коллекцией Фила Коллинза на цифровых носителях. Перепихнувшись на пыльном восточном коврике из «Хабитат»[28], недавно съехавшиеся парочки ощущали томление по горелому протеину и попадали в заведение Барта, где за пряными куриными крылышками и бутылкой австралийского «Каберне-Совиньон» обнаруживали детальное знание весеннего каталога «ИКЕА». «О-о, какая прелесть — иметь по соседству уютный маленький ресторанчик, но я все же считаю, что занавесочки в ванной будут очень даже к месту».

За последние годы Барт, наверное, наварил на пустоголовых ВУЕБКАХ еще пару миллионов. Со временем «дети» подрастали, отрывались от дорогого утяжеленного детского питания и начинали ходить в места, где не крутят «Юритмикс». Барт и ухом не вел — как только одна группка снималась, сразу же появлялась другая — мальчики в свитерках из «Маркс и Спенсер» и хэбэшных брючках, девочки в джинсах и голубых блузках с воротниками на пуговках. Им не терпелось быть обобранными до нитки толстозадым хамом. Он лишь менял записи на новые — Эния, Мэрайя Кэри, «Ривер-дэнс» — тягучая музыка и тягучая еда для тягучих людей.

Для неотесанной деревенщины с эссекских болот у Грэма получалось вовсе неплохо. У него был вороненый двенадцатигоршковый «мерседес» S-класса с тонированными стеклами и надписью «Улет» на номерном знаке. Он восседал на кремовой коже, придерживая руль толстым, как французский багет, пальцем, и, не обращая никакого внимания на полицейские камеры и пешеходов, безостановочно рычал в трубку цифровой мобилки угрозы и проклятия своим менеджерам. Если он не сидел в «мерсе», то сидел в казино, вооружившись парой тысяч, взятых из кассы «О’Хара».